Август Форель - Половой вопрос. Любовь как извращение

Несмотря на любовь к детям, Фрида своего ребенка не любила, хотя и аккуратно за него платила. Она его никогда не ласкала, не баловала, не целовала и, будучи в других случаях доброй и отзывчивой женщиной, весьма безучастно относилась к собственному ребенку. В начале апреля приют был ею извещен, что она вскоре примет ребенка.

За несколько дней до этого ее видели мечущейся по квартире в поисках за каким-то шнурком. Внешний вид ее говорил о придавленном внутреннем состоянии. Наконец она решилась. Сестры ее были извещены, что ребенок ее будет отправлен к тетке из Мюнхена, которая ждет ее в Цюрихе. Схватив ребенка за руку, она отправилась с ним в Гагенбахский лес. Здесь в уединенном месте, она долго раздумывала, не решаясь на свое ужасное дело. Но, по ее словам, какая-то неведомая сила подталкивала ее. Вырыв могилку руками, она удавила ребенка шнурком и, убедившись в его смерти, зарыла трупик и обходным путем отправилась в отчаянии домой. 1 июня приют был ею извещен о благополучном прибытии ребенка в Мюнхен, 7 июня трупик после сильного дождя был найден на поверхности земли какими-то бродягами, 11-го того же месяца Фрида заплатила последний долг приюту за ребенка, а 14-го она была арестована. Фрида не переставала объяснять свой поступок неспособностью содержать ребенка, а также необходимостью соблюдать тайну, которая заключала в себе позор ее вынужденного материнства, обусловившего внебрачное рождение.

По свидетельству знавших ее, она отличалась кротостью, добротой, интеллигентностью, любовью к труду, скромностью, любила детей. Заранее обдуманное намерение было признано ею самой, причем она не высказала никаких забот в интересах смягчения своего преступления. Такие случаи по местным законам (ст. 133) заслуживают смертного приговора, каковой и был ей вынесен. Фрида Келлер при этом потеряла сознание.

Верховный совет Сан-Галленского кантона большинством всех против одного вместо смертной казни назначил ей пожизненное заключение в каторжной тюрьме. В этом заключаются сухие факты, заимствованные нами из протоколов суда в местной газете и из великолепного отчета в «Signale de Genève» (господина А. де Морзье).

И вместе с г-ном де Морзье мы должны выразить свою уверенность в том, что, вынося такой смертный приговор и не привлекая к ответственности действительного виновника преступления, закон как бы специально создан с целью уничтожить всякую веру в правосудие, которое может быть названо варварским и позором для двадцатого века. Но мы еще присовокупим следующее:

Fiat justitia, pereat mundus. Суд и присяжные сделали свое дело на почве закона. Здесь точка. И в этом правосудие.

Не подлежит сомнению ненормальность душевного состояния Фриды Келлер, находившейся под воздействием самовнушения или навязчивой идеи, что не особенно редко. Непоследовательность ее действий подтверждает это вполне основательно. При большей наличности в мозгах наших судей и присяжных основ психологического разумения в ущерб обилию параграфов кодекса, они на почве сомнения в нормальности обвиняемой додумались бы хотя бы до психиатрической экспертизы. Но возникает вопрос: можно ли навязывать материнские чувства женщине, родившей плод нечаянного полового нападения? Я уже доказывал необходимость искусственного выкидыша в случаях изнасилования. Фрида Келлер имела достаточно основания не любить своего ребенка.

Не любя своего ребенка, даже питая к нему отвращение, что является необычным в материнстве, она этим подтверждала то обстоятельство, что половое удовлетворение было у нее украдено. Этот случай резко подчеркивает грубость и лицемерие наших взглядов в области полового вопроса, которые служат источником стыда, отчаяния и страха, – и только деревянные и высохшие сердца наших юристов и бюрократов могут сохранить в таких случаях олимпийское спокойствие.

Можно было бы принять за горькую насмешку эту милость для несчастной жертвы несчастной судьбы, выразившуюся в пожизненной каторжной тюрьме. Юстиция Сан-Галлена должна была бы, задумываясь, видоизменить закон и не оставить бедную жертву долго ждать своего освобождения.

Если встречается детоубийство, то чаще действительным убийцей является не мать, фактически убившая ребенка, но низкий отец, покинувший беременную или не пожелавший признать ребенка. В приведенном случае объединились в качестве благоприятствующих фактов наследственность со стороны матери, результаты воспаления мозга в детстве, беспомощность, нужда, чувство стыда, а также невозможное поведение отца, – что и сделало ее скорее жертвой, чем преступницей. Подробности дела указывают на то, что ребенок представлял для нее не только источник хлопот и огорчений, но был ей противен.