Эрик Ларссен - Сейчас! Не упусти момент – это все, что у тебя есть

Это было в первые дни учений. Мы получили снаряжение и прошли проверку – забег на 3 км и другие тесты на силу и выносливость. Наконец, с физическими упражнениями было покончено, и мы вышли на марш. У каждого из нас были униформа, шлем, основное снаряжение, ботинки и оружие. Длинной колонной мы шли по лесам вокруг лагеря Трандум. Мы шли не очень быстро: это было просто ознакомительное упражнение. Курсанты в основном молчали. Они сосредоточились на чем-то своем и смотрели вниз на носки своих ботинок и на дорогу. Но некоторым, казалось, все было нипочем. Они болтали и наслаждались происходящим. По крайней мере, поначалу.

Парень передо мной сорвал на ходу несколько ягод дикой малины. Я подумал, что это хорошая идея, ведь мы не знали, сколько нам еще идти. Я тоже начал оглядываться в поисках малины. Увидел, протянул руку и сорвал ягоду, не сбавляя хода. День был жаркий и сухой, и малина показалась мне особенно вкусной. Чем дальше мы шли, тем становилось тише. В лесу вообще было на удивление тихо, учитывая, что по нему маршировало множество солдат в тяжелом снаряжении. Мы уже запомнили, что надо часто пить, особенно в жаркие дни. Я столько раз за день прикладывался к фляжке, что этот процесс стал почти машинальным: сдвинуть автомат в сторону, развернуть верхнюю часть тела, расстегнуть две кнопки, достать фляжку, отвинтить крышку, сделать глоток – и все это на ходу. Я все больше уставал, любые лишние движения давались мне труднее, но дело того стоило. После полудня я почувствовал, что жара и долгий пеший переход меня очень утомили. Заболели ноги, я стал делать более короткие шаги, и мне постоянно приходилось трусцой догонять идущих впереди. Мы держали не самый интенсивный темп, но если долго идти пешком, это все равно чувствуется.

Рядом с нами размашисто шагали офицеры. Они двигались вдоль колонны вперед и назад и наблюдали за нами. Иногда они заговаривали с нами, спрашивали, откуда мы родом, чем интересуемся, как себя чувствуем, но по большей части они просто были рядом и наблюдали.

Я был где-то в середине нашей колонны. Мы шли, почти наступая друг другу на пятки. Где-то впереди, через три курсанта от меня, кто-то начал бормотать. Я услышал:

– Ну и почему нам не скажут, сколько еще идти, – какой в этом смысл?

На это никто не ответил. Курсант продолжал:

– У меня уже все ноги в волдырях. И пятки, и вся подошва, можете себе представить?

И тут кое-что произошло. Офицер, который шел рядом со мной, сделал два или три очень длинных быстрых шага вперед. Он слегка толкнул курсанта правым плечом, врезавшись в него на ходу. Он поднял указательный палец, сурово сдвинул брови и громко произнес два слова:

– ХВАТИТ НЫТЬ!

Потом он остался на месте, а курсант пошел дальше.

Это меня поразило. Все притихли. Ясно, здесь не пожалуешься, подумал я. И хорошо, что это произошло не со мной, ведь я думал ровно то же самое. Реакция офицера произвела на меня сильное впечатление: решительное действие, когда он рванулся вперед, и не в последнюю очередь выражение лица и четкий сильный голос.

Я провел на военной службе восемь лет и за это время понял, что жалобам и нытью в армии не место. К ним относятся неодобрительно. И это на самом деле совершенно естественно. От военных ожидают профессионализма и компетентности в условиях вооруженного конфликта, никто не ждет, что они будут ныть и жаловаться. То, с чем им приходится сталкиваться, тяжело само по себе, и вносить в ситуацию лишнюю негативную энергию совершенно ни к чему. В вооруженных силах такой подход осознанно культивируется: настрой может быть любым, но жалобы строго запрещены, даже в самых трудных условиях. Я сталкивался с необыкновенным оптимизмом и позитивным отношением к тяжелым условиям, когда тренировался в Северной Норвегии. Я встречал жизнерадостных улыбающихся солдат в нелегких обстоятельствах в Афганистане и видел норвежских офицеров, полных решимости, с огоньком в глазах, в Боснии, Косово и Македонии. Оглядываясь назад, я понимаю, что тем далеким летом 1992 года офицер отнюдь не случайно так резко отчитал курсанта, начавшего жаловаться во время марша. Офицеры ясно дают понять, что если у тебя есть проблема, о ней, разумеется, нужно сообщить и приложить усилия к ее разрешению, и ты должен об этом сказать. Но ныть категорически запрещено.

На мой взгляд, в армии сложилась особая культура, которой людям стоило бы уделить больше внимания. Важной частью поведения военных является осознанное выражение себя. Они видят, как сотрудничество и коммуникация влияют на поставленную перед ними задачу. Если организация действий в военное время страдает, последствия всегда бывают трагическими, поэтому армейская культура стремится сохранять позитив и оптимизм даже в трудные времена. В армии, когда дела идут неважно и обстановка становится опасной, вы изо всех сил стараетесь быть на высоте. В мире бизнеса все часто наоборот. Здесь тоже бывают трудные времена: рынки падают, расходы приходится сокращать, – и тогда одни начинают действовать невпопад и работать хуже, а другие принимаются жаловаться. Мне случалось работать с агентами по продаже недвижимости и биржевыми брокерами, которые сразу начинали разговор с жалоб о том, каким рискованным стал рынок. Это был поучительный опыт.