Катарина Лебедева - Шесть дней до счастья

Я выключил второй кран и опёрся рукой о холодный кафель.

Пока с меня стекала вода, я понял, что с этим нужно что–то делать. Что именно, и с чем – с этим, я не имел понятия, но сейчас это было не главное. Мне нужно занять чем-то свою голову. Глупая луна. Как ты можешь, так поступать с людьми? Тебе наверняка плевать на мои скитанья под тобой или тебе даже нравится это? У тебя есть время подумать над своим поведением, пока я ищу способ избавиться от тебя. Между тем, занятый мыслями о своём спасении или уничтожении, я совершенно забыл о голоде. Но после бодрящего душа, он врезался в мой живот с двойной силой.

На часах было девять. Я решил, что пострадать и поплакать в подушку, можно и после завтрака. Всё-таки я ещё жив, хоть и устал мертвецки.

Тогда, не долго думая, я высунул из душевой кабины одну ногу и поставил на резиновый коврик с таким же ворсом. Моя нога мгновенно покрылась мурашками и волосы по всему телу встали дыбом.

Брр. Я встряхнулся, и встал на коврик целиком, разбрызгивая воду по всей ванной. Мне на секунду показалось, что этот день всё же можно исправить, но только на секунду. Я сделал ещё один шаг с коврика на голый кафель, и кафельный узор стен, пролетел перед моими глазами, а полотенце, за которым я тянулся, пропало из виду. В глазах замелькали звезды, и я сомкнул веки в надежде на избавление.

Поскользнулся на воде, которую сам и разбрызгал. Прекрасно. Теперь-то некого винить.

Прошла пара секунд прежде чем я понял, насколько сильно стукнулся головой. С трудом поднявшись, я уставился в запотевшее зеркало, облокотился о раковину, и рукой, которой до этого держался за голову, протёр испарину. Вниз по стеклу побежали бледно-красные струйки воды, смешанные с кровью. Не только рука и зеркало побагровели, но и пол, в том месте, где приземлилась моя голова, и, собственно, моя голова.

Решив сегодня не вытираться, я с презрением глядя на полотенце, выскочил в комнату, шлёпая мокрыми лапами по полу. Именно лапами, потому что лапу, сорок пятого размера, нельзя назвать «маленькой ножкой», да, и вообще ножкой. Решительно могу сказать, что ростом я пошёл в отца. Метр восемьдесят восемь сантиметров. При том, что папа на шесть сантиметров ниже меня. Вот такой я, какой есть, другим не стану. Потому падение с высоты собственного роста для меня – достаточно болезненно. А в остальном, я, как все семнадцати летние парни.

Русые, слегка кудрявые, волосы, глаза цвета болотной зелени, обычная прическа, точнее её обычное отсутствие – пряди раскиданы по макушке и скрывают уши почти всегда. Фигура? В этом я уж точно не разбираюсь. Я худее и выше, чем мои сверстники, не скажу, что бодибилдер, но моих мышц мне хватает чтобы сдавать зачет по физкультуре на отлично, и подрабатывать по выходным у одной милой бабульки, которая печёт отличные пироги.

Мне не то чтобы очень нравится с кем-то общаться, но деньги за работу в саду, на крыше, в подвале и т.д., она платит приличные, всегда было любопытно, откуда она их берёт, не из пенсии же.

Размышляя про старушкину пенсию, я уже одетый в то, что первое попалось под руку, а попались мне черная футболка и шорты, спускался по лестнице. Выбрав первой целью аптечку, я открыл шкафчик над микроволновкой, и достал оттуда заветную коробку. Сначала, с помощью ваты и йода, обеззаразил рану, а потом налепил на волосы, бесполезный в моём случае, пластырь.

По ощущениям, рана небольшая, и к тому же, я умираю с голода.

Открыв холодильник, я заметил, ну, как заметил, записка стояла прямо на куске бекона, на таком жирном, копченом мясе, с прослойками сала. Можно пожарить яйца с луком и с…Так, стоп, записка! Я сглотнул слюну и прочёл надпись.

«Сынок, мы сегодня будем поздно, у нас дела в городе. Суп на плите, если хочешь, приготовь что-то сам. Мама»

Да, мило. Что тут скажешь? Как будто они обычно рано приходят? Минимум в семь, и с утра никогда их не вижу. Не представляю, во сколько нужно встать, чтобы быть на работе, до которой час езды, в восемь утра. Я с тоской поглядел на записку, скомкал её, кинул в мусорку, но промазал.

Из моей груди вырвался саркастический смешок. Чего ещё стоило ожидать после падения в ванной? Разве что катастрофы, которая затронет лишь меня.

Наконец, я пожарил четыре яйца с луком и беконом, и запив еду остывшим кофе из кофейника, поспешил смывать следы преступления за злосчастным полотенцем.

Мои родители любят меня, я знаю, но они закрылись в своей работе после семнадцатого августа прошлого года. Постепенно, они начали приходить позже, уезжать в командировки, и всё чаще я оставался один. Совершенно. Как сегодня. Может я виноват, ведь мне тоже пришлось от всех отгородиться, чтобы пережить этот год. Есть один плюс, мы не свихнулись хоть и отдалились друг от друга. Изображать, что всё хорошо – это не всё равно, что быть счастливыми, но такой расклад лучше, чем если бы мы сидели вечерами вместе и лили слёзы над старым альбом с фотографиями.