Есть такой заход на апологию философии: «Мы эту вашу науку придумали между делом в своих философских спорах – и дальше пошли». Я сам так говорил, когда работал на кафедре (разумеется, философии) и меня прижимали к стенке. Я даже изобрел особо поэтичную фразу. «Да, изобретатель изобрел холодильник, но кто изобрел самого изобретателя?» После этого стоило немного помолчать, нагнетая пафос. Можно было добавить: «Кто изобрел культуру мышления, подразумевающую деятельное преобразование мира в субъектно-объектной форме?» После этого всем должно быть ясно, что это сделали какие-то великие древние мужи, к которым я имею прямое отношение. И мое скромное участие как бы есть в любом холодильнике. Доставая холодное пиво, скажи спасибо всем нашим, начиная с Платона, и оставь немного спасибо для меня.
Забавно, но примерно то же самое сказал современный философ Петр Георгиевич Щедровицкий (сын Г. П. Щедровицкого), когда его прижимали к похожей стенке. Момент был на передаче «Школа злословия», где ее ведущие Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова, как мне казалось, пытались казаться наивнее, чем они есть (в жанре «а поясни деревенской бабе за енту вашу философию»), а приглашенный гость был вынужден казаться наоборот. «Если вы что-то не можете объяснить 6-летнему ребёнку, вы сами этого не понимаете», – эту фразу приписывают Альберту Эйнштейну. По итогам беседы 6-летний ребенок остался бы, конечно, без ответа. А тактика философа была, как я сказал. В вашей деревне науку-то уважают? Так ее ж наши придумали, вы не знали?
Как сейчас понимаю, защита здесь строится отчасти на подмене понятий, отчасти на подмене действующих лиц. В XVII веке было не так много ученых слов, и всех, кого сейчас назвали бы логиком, физиком, психологом, политологом и т. д., назывались по-простому, без выкрутасов – философ. Какая-то часть этих ученых людей какой-то частью своей работы действительно изобрела то, что мы сейчас считаем наукой. Обратите внимание на две части .
Только часть людей, принадлежащая к определенному цеху, имела к этому отношение. И только частью своих теорий и практик. Можно быть физиком по утрам, но ближе к ночи склоняться к демонологии. И если мы чтим человека за его утренние занятия, это не оправдывает демонологию. Мы сейчас утрируем, но…
Теория сознания Рене Декарта, например, не является хорошей лишь потому, что мы ему благодарны за что-то еще. Далее, если мы кому-то благодарны, это не касается его коллег, занятых чем-то глубоко своим. Обычно оно отлично настолько, чтобы считаться иной профессией. Например, если искать коллег Делеза и Гваттари, но скорее в области литературной критики. Коллег в чем? По методу, по эффектам, по типу обращения с аудиторией. А где искать коллег аналитикам Блокчейна-Отца и Биткойна-Сына, даже стесняюсь сказать.
Глава 10
Лучшие вопросы, худшие ответы
Куча собирает врагов. – Наполеон на прогулке. – Огрызок былой империи. – Про то, чего в мире нет. – Все люди – философы, но обычно плохие.
Мы начали говорить о философии так, как будто уже понятно, что это. Так тоже можно, но лучше начать со словаря.
У нас слегка парадокс: автор ругает философов, но очевидно относится к их числу. Вот куда поставить эту книжку? В какую папку положить файл? При большом желании, наверное, можно запихнуть это в «логику», при сильно большом даже в «психологию», но скорее всего, папка будет называться «философия». И на полке, если дойдет до полки, слева будет стоять Сартр, а справа – Розанов. Коллеги скорее они, чем учебник по биологии, невзирая на то, как сильно ругать коллег и уважать биологию.
Можно предположить, что автор делит философию на некую правильную и неправильную. Сам он, конечно же, придерживается правильной, а когда ругает неправильную – это не про него. Можно удивиться такой манере. Но здесь (если кто не знал) это считается в порядке вещей.
Часть классических философских текстов написана про то, какая ерунда происходит под маркой «философии», и сейчас мы это разберем, чтобы забыть навсегда. И это не худшая часть текстов. Ницше, Поппер, Витгенштейн и т. д. Да, собственно, почти все делали это – Декарт и Кант тоже критиковали то, что было до и как надо, написанное на чистом листе. Потом автор, для которого философия – это маркер кучи, с которой он воюет, становится классиком философии. Любая критика кучи, хочешь не хочешь, сама ложится на эту кучу и ее умножает, и если повезет, немного улучшает. Хотя бы потому, что больше это некуда положить. Так и прирастает библиотека.
Читать дальше