Сергей Ёлкин - Турбулентное мышление. Зарядка для интеллекта

Пушинки, ленточки, нити, порошок мела, пудра… Таких веществ много. Но распылить их в огромном помещении – дело непростое. К тому же они быстро осядут, ведь сделаны они из веществ, которые тяжелее воздуха. Среди множества материалов надо найти единственный, который лучше всех других подходит для наших целей. С такой проблемой изобретателю приходится встречаться часто. Что же делать? Перебирать все вещества наугад? Нет! Надо поступить иначе. Представим себе самый идеальный случай: никакого расхода на вещество нет, и плотность вещества такая же, как у воздуха. Теперь у нас просто нет выбора: придётся взять… воздух. Итак, возьмём «кусочек» воздуха. Почему мы не видим его движения? Потому что этот «кусочек» ничем не отделён от окружающего воздуха. Надо дать ему какую-то оболочку – и задача решена…

Запомните! Чтобы не перебирать наугад многочисленные варианты, надо ориентироваться на самый идеальный вариант. Пусть этот вариант кажется недостижимым – ничего, важно, что он, как маяк, указывает направление, по которому нужно идти.

«Надо использовать мыльные пузыри», – предлагает школьница (Москва). Отличная идея – она очень близка к идеалу. «Кусочек» воздуха ограждён тончайшей плёнкой воды – и сразу становится видимым. Есть игрушка, позволяющая легко получать множество мыльных пузырей. Несколько лет назад изобретатели, решая задачу о коровнике, взяли за основу именно эту игрушку. Они соединили её с вентилятором – получился прибор, создающий поток мелких мыльных пузырей. Помещение быстро заполняется пузырями, остаётся сделать фотоснимки: чем быстрее движутся пузыри, тем длиннее чёрточки на снимке. Красивое решение, не правда ли?»

Для ребёнка, писал К.И. Чуковский в памятной книге «От двух до пяти», выдержавшей два десятка одних только прижизненных изданий, «…невыносимо сознание, что он не способен к тем действиям, которые у него на глазах совершают другие. Что бы кто ни делал на глазах у двухлетнего мальчика, он в каждом видит соперника, которого ему надлежит превзойти. Он не может допустить и мысли, что кто-нибудь другой, а не он будет действующим, а стало быть, и познающим лицом в этом мире.

Дети только потому не пугаются собственной своей неумелости, что не подозревают об истинных размерах её. Но всякий раз, как по какому-нибудь случайному поводу они почувствуют, до чего они слабы, это огорчает их до слёз.

Ребёнок хочет быть Колумбом всех Америк и каждую заново открыть для себя. Всё руками, всё в рот, – поскорее бы познакомиться с этим неведомым миром, научиться его делам и обычаям, ибо всякое непонимание, неумение, незнание мучает ребёнка, как боль. Мы все к двадцатилетнему возрасту были бы великими химиками, математиками, ботаниками, зоологами, если бы это жгучее любопытство ко всему окружающему не ослабевало в нас по мере накопления первоначальных, необходимейших для нашего существования знаний.

К счастью, ребёнок не представляет себе всех колоссальных размеров того непонятного, которое окружает его: он вечно во власти сладчайших иллюзий, и кто из нас не видел детей, которые простодушно уверены, что они отлично умеют охотиться за львами, управлять оркестром, переплывать океаны и т. д.

Великую радость должен почувствовать этот пытливый и честолюбивый исследователь мира сего, когда ему становится ясно, что обширные области знания уже прочно завоёваны им, что ошибаются другие, а не он.

Другие не знают, что лёд бывает только зимой, что холодной кашей невозможно обжечься, что кошка не боится мышей, что немые не способны кричать «караул» и т. д. А он настолько утвердился в этих истинах, что вот – может даже играть ими.

Когда мы замечаем, что ребёнок начал играть каким-нибудь новым комплексом понятий, мы можем наверняка заключить, что он стал полным хозяином этих понятий; игрушками становятся для него только те идеи, которые уже крепко скоординированы между собой.

Не нужно забывать, что именно координация, систематизация знаний и является важнейшей, хотя и не осознанной, заботой ребёнка.

Умственная анархия невыносима для детского разума. Ребёнок верит, что всюду должны быть законы и правила, страстно жаждет усваивать их и огорчается, если заметит в усвоенном какой-нибудь нечаянный изъян» (Чуковский, 1970. С. 275–277).

По мере усвоения речевых норм (как можно говорить, а как – нельзя) и развития речи по образу окружающего общества ребёнок становится заложником сложившейся общественной и культурной системы, обывательского мышления (как надо думать, а как думать нельзя).