Кевин Даттон - Флипноз. Искусство мгновенного убеждения

Здесь при позитивном результате атрибутивные стили меняются местами. Теперь оптимисту свойствен обобщенно-интернальный стиль (внизу слева), пессимист же более конкретен.

Проще говоря, оптимисты хорошие результаты ставят в заслугу себе, а плохие – связывают с обстоятельствами, в то время как пессимисты поступают наоборот: причину удачи видят во внешних обстоятельствах, за неудачу же винят себя [39] Захотелось узнать, каков ваш атрибутивный стиль? Ответьте на вопросы в конце главы. .

Но вот незадача. Если довольно долго манипулировать окружающими вас людьми – усиленно воздействуя на них раздражителями, над которыми они не имеют никакого контроля, – то рано или поздно атрибуция начнет меняться.

В точности как у собак в эксперименте Селигмана: экстернальное запускает метастазы в интернальное – и развивается рак воли.

В одном исследовании в семидесятых годах, пока испытуемые отгадывали загадки, им проигрывали записанный на магнитофонную ленту шум офисного оборудования. И угадайте что? Они работали лучше, когда полагали, что этими звуками кто-то управляет, чем когда считали их неконтролируемым.

Даже притом, что это были те же звуки, проигрываемые на том же уровне громкости.

Даже в работе обычного полицейского в допросных камерах и камерах предварительного заключения, в миллионе миль от строгости военных тюрем, динамика контроля играет решающую роль в получении информации. Особенно если иначе ее не добыть.

Один старший следователь в Англии рассказывал мне:

Подумайте вот о чем. Некоторые из тех, кого мы ловим, привыкли быть хозяевами положения. Добиваться своего. У нас есть главари банд, «крестные отцы», как вы их еще называете. Но стоит нам приехать за ними, как мы меняемся ролями.

Здесь, в СИЗО, мы контролируем все, что происходит с вами. Каждое ваше движение. Чего бы вам ни захотелось – это целиком зависит от нас. Надумали выпить чаю – от нас зависит когда.

Пописать – и это зависит от нас. Мы решаем, включать или нет свет в вашей камере. Все те мелочи, которые вы склонны считать само собой разумеющимися у себя дома, – здесь о них можно забыть.

Стоит вам попасть сюда, за вас отвечаем уже мы. Мы в любое время можем взглянуть на вас через глазок в двери. И если мы не хотим беседовать с вами, то можем просто велеть вам заткнуться. Понимаете, что я имею в виду? Когда я говорю, что мы контролируем все, то и имею в виду ВСЕ. А они, те, кого мы сюда сажаем, просто не привыкли к этому. Им вообще не нравится, когда перевес на другой стороне. Но рано или поздно большинство из них начинает это принимать.

То же самое и в сектах. Помимо тех средств, которые мы рассматривали ранее и которые руководители сект применяют, чтобы добиться еще более безропотного послушания, есть еще одно: своеобразный учебный план влияния, столь же разрушительный, сколь и предсказуемый. Джонстаун был расположен в дебрях северо-западной Гайаны, где мучения «ушедших» были важнее, чем «мирские» интересы (хотя сейчас связи с друзьями и родными, оставшимися «в миру», постепенно ослабевают). Голос Джонса 24 часа в сутки бубнил по селекторной связи, не столько промывая мозги, сколько затопляя их, и последователи Джонса заставляли своих детей звать его Папой. С коварным постоянством, последовательно и монотонно капая всем на мозги, Джонс превращал себя в бога. Сначала он был всюду .

Потом он был всем .

С подобным сценарием часто сталкиваются жертвы домашнего насилия. Послушайте Лайзу, 35-летнюю мать двоих детей:

Все началось с моих друзей. Он заявил им: «Вы слишком хороши для нее!» – а потом и пошло-поехало. Я постепенно теряла связь даже со знакомыми. То же произошло и с моими родными. Он сказал, что раз моя мама и брат против него, так что у меня может быть с ними общего? Даже встреча с семьей за чашкой чаю воспринималась как предательство. Он отвозил меня на работу в 9 и забирал в 5, чтобы у меня не было времени с кем-то пообщаться. И звонил мне в обед – убедиться, что я одна. Что касается денег, так я своей зарплаты почти полтора года в глаза не видела – он распорядился, чтобы ее перечисляли прямо на его счет…

Он даже контролировал, во что я одета. Если мы куда-то шли и я решала принарядиться и подкраситься, он меня бил и называл потаскухой. А если не наряжалась – бил и за это. Я в любом случае оставалась в проигрыше. В конце концов он даже стал проверять мое нижнее белье, чтобы выяснить, не было ли у меня с кем-нибудь секса. Вот это и решило все. Оказалось последней каплей.