Дмитрий Чернышев - Как люди думают

У Курта Воннегута в «Бойне номер пять» была молитва: «Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, чего я не могу изменить, мужество – чтобы изменять то, что могу, и мудрость – чтобы всегда отличать одно от другого».

Знакомая учительница снимала квартиру в небольшом городке в цокольном этаже рядом с воинской частью. Работы было много – дополнительные уроки, репетиторство, проверки тетрадей. Ложилась спать поздно. Но каждое утро в шесть часов ее будили солдатские построения на плацу. Постоянный звук сапог «груммм-груммм-груммм» под окном. Полгода она мучилась от недосыпания. Но денег на то, чтобы снять квартиру в другом месте, у нее не было. Потом учительница решила, что нужно что-то делать. Тогда она представила себе, что это звук не сапог, а морского прибоя. Она рассказывала, что нигде потом ей так хорошо не спалось.

Можно относиться к автомобильным пробкам как к проклятию огромного мегаполиса. Томиться, изнывать, сигналить и ругаться. А можно считать это прекрасным временем для того, чтобы побыть наедине с собой, послушать музыку, подумать, помедитировать или выучить, например, иностранный язык. Валерий Куринский, автор «Автодидактики», считал, что лучше всего учить сразу несколько иностранных языков. Небольшими порциями. Пока интересно. Как только становится скучно, пусть даже через десять минут, нужно браться за другой язык. Почти все китайские иероглифы он выучил в лифте.

Супруга французского канцлера Анри Франсуа д’Эгессона все время заставляла себя ждать, прежде чем спуститься к обеду. Канцлеру было жаль потерянного времени, и он начал писать книгу, ожидая свою жену. Написал в итоге большой трехтомник.

Вашим отношением к миру сотни раз манипулировали. Сегодняшние деликатесы еще совсем недавно были едой бедняков. Козий сыр, луковый суп, буйабес. Морепродукты: лобстеры, омары, мидии, устрицы, креветки, морские гребешки – состоятельные люди ими просто брезговали. Чтобы россияне «распробовали» крабов, Наркомпищепром СССР проводил специальную рекламную кампанию.

Фондю было едой бедных пастухов. Пиццу делали методом «ирландского рагу» – из остатков еды в доме. Еще совсем недавно руккола считалась сорняком. Как подорожник. Совсем не ценилась мука грубого помола. К коричневому (тростниковому) сахару относились пренебрежительно. Сегодня он стоит в пять раз дороже белого сахара.

«Божоле нуво» считалось самым дешевым, «клошарским» вином и продавалось погонными метрами. Французские военные дезинфицировали абсентом питьевую воду. И ром, и виски, и текила считались дешевым самогоном. Предложить текилу женщине было немыслимо.

А были и примеры изменения отношения к продуктам в худшую сторону. В 1933 году в Германии началась антибанановая кампания (для закупки бананов нужна была дефицитная валюта). Светила медицинской науки повествовали о вредности бананов, а идеологи призывали отдавать предпочтение национальным фруктам. Кампания проходила под лозунгами: «Настоящий патриот ест немецкие яблоки» и «Мы же не обезьяны: клубника лучше, чем бананы».

Шкала ценностей практически всего, что вас окружает, находится в вашей голове. И эта шкала не может быть абсолютной. Только относительной. Корпорации тратят миллиарды долларов, чтобы в крошечном кусочке вашего мозга немножко поменять отношение к их товару. А вы можете поменять отношение к целому миру самостоятельно. Совершенно бесплатно. И этим изменить свою жизнь.

Нет прямой взаимосвязи между уровнем жизни отдельного человека и тем, насколько он доволен этой жизнью. Нищий непалец, у которого нет практически ничего, может быть гораздо счастливее, чем вечно недовольный всем новый русский, у которого есть практически все.

В Москву недавно приезжал легендарный японский сэнсэй. В последний раз он был в нашей стране в начале девяностых, когда все было совсем плохо. Его спросили: сильно ли изменился город за эти двадцать лет? Скорее всего, спрашивающий хотел услышать, как Москва похорошела за это время, сколько в ней появилось дорогих автомобилей, высотных зданий и хорошо одетых людей. Сэнсэй ответил: «Вы знаете, Москва практически не изменилась. И тогда, и сейчас на улицах почти никто не улыбается».