Алексей Корягин - Эликсир счастья, или Тридцать пять веселых историй, рассказанных бизнесменом

Вы, наверное, видели, с какой мордой и плавностью движений коты подкрадываются к добыче? Так вот: моя задача как агента 007 состояла в таком же пластичном перемещении из-под руки деда и замене себя дублером-топтыгиным. Думаете, это просто? Не тревожа авторитетный сон, не дыша соскользнуть с дивана, дотянуться до лохматой конечности косолапого и нежно, как подгузник под младенца, подсунуть его под шершавую военную ладонь… Мне все это далось нелегко. Но терпеливому достается самое лучшее! И дед не заметил, что гладит уже лохматую Мишанину спину, а не мою. А я не ожидал, что это будет так смешно!

Мой конопатый организм скрутился от беззвучного смеха прямо на полу. Уснувший продолжал гладить существо, которое живым до сих пор было только для меня. И тут в стеклянном проеме двери нарисовалась присевшая фигура бабули. От неожиданности, что за мной с Мишаней наблюдают со стороны, и ужаса быть застигнутым врасплох, в самый разгар эксперимента, у меня на мгновение похолодела спина. Наведя же свой оптический прицел на дверь, понял пятилетним разумом, что хозяюшка присела на пол от… хохота. А тем временем человек, объятый сном, продолжал водить рукой по моему шерстяному другу…

К полупрозрачному стеклу двери подтянулись остальные обитатели квартиры. Гул нарастающего смеха приближался, словно рой пчел. Под этот навязчивый медовый звук у спящего, как у пещерного человека, включилось третье ухо, а может, и третий глаз. И они подсказали деду, что рядом с ним на диване лежит не любимый внучек, а какое-то волосатое чудовище! Инстинкт самосохранения приоткрыл ему веки, и в мозг поступила мысль: мало того, что чудо-юдо лохматое, так оно еще и желтое, то есть с выраженной яркой окраской опасного существа, которое может еще и ужалить! К тому же пугалище не одно – у двери шевелилась и жужжащеовизгивающе завывала группа поддержки, возможно, пчелиный рой.

Подопытный замер. Рука мудрого остановилась в районе аппендицита Михайло Михайлыча. Я увидел, как у деда его собственная шерсть встала дыбом. С боевым криком «атас!» кладезь спокойствия решительно запустил желтое существо, напоминающее стебельчатобрюхое отряда перепончатокрылых летающее насекомое, в сторону улюлюкающего сообщества. Подскочив на диване, он попытался сориентироваться, в чем же причина его страха и отчего стоит хохот, спросонья, видимо, предположив, что зигзаг судьбы вполне может оказаться молнией в темечко! А семейство уже ввалилось в зал, и веселье щедро выплескивалось друг на друга, как молодое, свежее молдавское вино из тесного кубка. У меня же по-тихоньку включился инстинкт самосохранения, и я из-под дивана рванул к бабуле. Сверкающие пятки убегающего сослужили ему добрую службу: на время ослепили и дезориентировали деда. Повезло! Клянусь здоровьем Людвига Бетховена, еще секунда, и мудритель сграбастал бы экспериментатора, не разбираясь, кто, кого, зачем и почему! Дед вслушался: смех не злобный и не оскорбительный. Он сощурил глаза в усмешке и вздыбил свои густые брови, как всегда, когда поднималось настроение, и быстро, по-военному сориентировался в ситуации. Когда я поднял свою повинную голову, он уже хохотал, как все. И это величайшая мудрость – никогда не терять хорошее расположение духа, и величайшая роскошь – оставаться самим собой! Я же, сознаюсь, еще полчасика предпочел побыть под бабушкиной опекой. На всякий случай…

За эти полчаса покоя на коленях заступницы я интуитивно приблизился к пониманию того, что рефлексы рефлексами, инстинкты инстинктами, а мы, люди, сильны своими чувствами, которые не всегда можно сдержать. Да и нужно ли их сдерживать, если они живут сами по себе даже во сне, заставляя улыбаться, плакать, говорить нежности, просто любить?

Кстати, через четыре года у меня появился шустренький братишка, его назвали Павлом. В честь деда.

В детстве я познавал и осваивал окружающий мир с необузданным, неукротимым интересом. Было любопытно многое, в том числе, почему этот человек живет так, а тот совсем по-другому. Помнится, в советские времена способности к предпринимательству афишировать было не принято. И уж если кто-то расслаблялся и не мог угомониться в своей деловой хватке, «оптимисты в штатском» не дремали. Но как бы то ни было, это не останавливало талантливых авантюристов. Кто-то сочинял стихи, кого-то преследовала музыка, иной не мог оторвать кисть от холста, а где-то жил мальчик, свободно владеющий сорока тремя языками. Что касается меня, сколько помню, хозяйственность, отдаленно напоминавшая любовь к накоплению прибыли, эдакая домовитость всегда витали над моей пушистой головой. Даже в том возрасте, когда я был чуть выше обеденного стола, ловко втиснутого в четырехметровую кухню на четвертом этаже советской пятиэтажки… Там, в таком, казалось бы, неподходящем для офиса пространстве, в доме моих родителей, а значит и в моем, скромный мальчик Леша начал свою трудовую деятельность предпринимателя со своими мальчишескими целями. И скажу вам вот еще что: ни один человек не будет счастлив, если у него нет цели, и ни один человек не может быть счастлив, если у него нет веры в собственную способность достичь этой цели!