Элена Греко - «Шел Господь пытать…»

Тяжёлая, горделивая драгоценность

во хлама храме.

Скажи еще.

Я пробую взять тепло.

Скажи.

Я сыта богами, страхом, солнцем, пирами,

Я стыдом придавлена, завалена снами,

Печалями, желтыми скалами, тёмной мутью…

И что? – твоих слов цунами

На мой айсберг, такой величавый, обрушивается веселой жутью,

И что? – глыбу льда внутри, гладкий оплот —

В тепло.

И она, понятно, стекает.

Сверху жжет, в середине – щекотно, а снизу…

Как-то боязно. Мягко плыву по маслу,

в ветрах брожу по карнизу

Какая-то

не такая.

Не такая, другая, новая, не своя —

или просто просторней.

Драгоценная, теплая, тайная.

Скажи еще!

Моим собственным таянием

Напитай меня.

Я пускаю

корни.

«…А спустя девять месяцев родился ребенок» —

нет, конечно. Сроки какие-то сакральные, поэтому и вырвалось невзначай.

Он терпеливо был рядом. Ждал, когда я, наконец, пойму что-нибудь. Но я делила мир на социальный и фантастический. Не понимала, что настоящая жизнь – это и есть чудесная сказка. Да я и сейчас это не всегда помню. Слишком много внутри меня внешнего. Вылавливаю по крупинкам, как животное выкусывает блох.

Так вот, я написала это стихотворение, адресат его прочитал, и мы… углубились в поэзию, историю, литературу. Любое времяпрепровождение подходило: слушать, рассказывать, озадачиваться, удивляться и даже ругаться на профессиональные темы. За эти месяцы мы узнали друг о друге многое, я сдала ему себя с потрохами, он принял и охранял – мне казалось, что от своей мужской сути тоже, играя роль моего верного друга, и тут возникало много незаданных вопросов и домыслов о том, насколько можно делить дружеское и любовное. И вообще – можно ли. Вопросов я не задавала, довольствуясь общепринятыми канонами и убеждениями – а то и предубеждениями, – считая, что меня разносит из-за отсутствия опыта «чистой» дружбы с человеко-мужчиной. И я боролась сама с собой за эту «чистоту». У меня хорошо получалось! Жаль только было, что он такой осторожный в тактильном плане, мне бы все с недавних пор обниматься да жаться, гладить да мацать… Не хватало прикосновений, хоть бы и дружеских.

Вот ты не разрешаешь мне с тобой обниматься,

А мне ведь и не хочется тебе открываться,

Не нужно мне с тобой свататься:

Мне хочется в тебе… спрятаться.

Когда он смотрел на меня весело и душевно, я теряла дар речи, который за секунду до этого проявляла в разных спичах в обществе. Полыхнет речной волной – и за зонтик свой огромный хватается. Глаза, говорит, не вырвешь, а руки можно чем-то занять. Так прошло девять месяцев сладких и томительных прогулок над пропастью.

Свое многолетнее экзистенциальное одиночество я и не мечтала с кем-нибудь разделить. А теперь получила бесконечно ценный дар, нежданный и весомый, с которым хочется быть в контакте, соприкосновении. Иногда устраивала женские провокации, хотелось всегда купаться в его восхищении, и я вызывала его на реакции. Получала дозу – и успокаивалась на время.

Бывало это так:

– …Мой личный опыт включает много интересного… и ведь нет ничего нового под луной…

– Я новая! Тебе со мной интересно!

– Ты – да, ты – суперновая. Мне с тобой безумно интересно.

– Я не такая, как обычно в опытах.

– Вообще не такая.

И наконец – так:

– Ты мне сам никогда не пишешь. Никогда. А стоит мне начать – часами беседуем. Интересно, что ты делаешь в свободное от меня время…

– У меня все время тобой занято.

А потом не спится.

Хожу, брожу. Загляну в зеркало – там глаза-плошки с пресловутым «внутренним сиянием», просто ослепительным для такого времени суток, и улыбка до ушей. Радость и страх вместе.

Так страшно принять, хочется вернуть, отплатить… Довела себя до такого места, где уже дальше как будто и невозможно ничего: идти домой, общаться с семьей, работать рядом и расходиться по домам, работать без него, разговаривать обо всем и молчать о своих ощущениях, проводить какие-то встречи рядом – пусть важные и прекрасные, но какие-то ! – и… уходить! И сколько бы мы ни говорили – как будто все молча.

Пригрозила «подкараулить у метро», приехала и обрушила на него в машине всю свою избыточную чувственность. Я не знаю, было ли когда-нибудь раньше так, чтобы во мне ходила по орбитам сильнейшая энергия, а я ее… осознавала. Вот в те минуты – было. И он спокойно эту энергию принял. Держал меня за руку. А на следующий день во мне прямо на людях начались приливы такой же энергии, а так как он до этого все про телепатию намекал, я спросила, что это со мной, и он ответил, что понравилось за руки держаться, вот и продолжает… Вечером приехал. И бежал по снегу мне навстречу. И обнимал. И мы гуляли, везде останавливались и обнимались, сидели на скамейке на бульваре… Такая заряженность была мне незнакома – или я такой не помню… – цунами энергии напоминали приливы молока в периоды лактации.