Юлия Ванина - Экстрасенсорика - ЯсноЧувствование. Как видят мир ЯсноЧувствующие и ЯсноЗнающие

Лететь смрадом туда, откуда пришли формой. А может так пахнут Души, которые вылетают из тел? А может быть так тела и воняют, потому что там Души уже нет? А может быть и пахнут, потому что очень хотят выйти, открыться.

Она всё-таки поднялась. Это было нелегко, но какое-то 6-7-10 чувство, которое в ней осталось, заставило её приподняться.

Она встала. И заставила себя идти. Потому что не идти было невозможно, ведь под ногами ощущались вот эти живые трупы. Почему живые? Потому что «оно» шевелилось под ногами. Но уже звука не издавало.

Когда она почувствовала более-менее твёрдую поверхность, она остановилась. Дышит она или не дышит? Потому что на земле так называют отдышаться.

А как назвать это состояние, если ты, наверно, не дышишь? Поэтому и запах не чувствуешь. Как будто это было её место, тёмная, затхлая ёмкость. Относительно стабильное, но не одного угла… Ни одного!

Вытягивая руки, не наткнешься ни на что твёрдое. Нету… твёрдого… под руками… и над… тоже нет. Звуков нет. Всё в такой тишине, как говорят, гробовой. Интересно, гробовая тишина – она оказывается такая. Удивительно.

Она помнила всякие истории про Садко, который вынул сердце и указывал путь в кромешном мраке. Но это было возможно и реально проделать только один раз. Но было ли в ней сердце? Живое… физическое, которое билось на земле, конечно, было, когда она жила…

А сейчас?.. Что она чувствует в груди? Что оно чувствует там? В этой абсолютной тишине появилось привычное ощущение, пусть и слабое, внутренней заботы. Оно стало согревать.

Оказывается, здесь холодно. А ей стало теплее. И она поняла, что все ответы внутри. Внутри! И она поверила, что ей помогают вопросы.

Начала их задавать. Истошно, даже дико. Громко кричала на всё пространство: что вопрос, что ответ. И эхо не было. Что там говорить за другие голоса.

Либо пространство разочаровалось, либо ждёт. Разочаровалось в чём? И ждёт чего? Но каждый вопрос и, находящийся где-то в глубине неё, ответ, не от крика просыпался – а от самого себя.

И так стало горячо внутри, так горячо, что захотелось согреть то, что причинило боль. Согреть собой. Открыть поры и вынуть этот жар, это тепло и согреть.

И поры действительно открылись. Она даже сама не ожидала. Они расширились неимоверно. И ей предстала картина собственного светоточения. Она начала светиться и осветила пространство вокруг себя.

Только теперь она обнаружила тех, кто от этого света начал приподниматься. Вначале у них были очень мутные, бледно-серые глаза, без зрачков. Но чем ближе они становились, тем больше стали похожи на людей.

Приближенные к её светлому теплу, щедро сочившийся из каждой поры ее тела, из глаз, даже из волос, становились не то, что похожи на людей, они ими становились. Те, которые твердо и плотно стояли на ногах, брались за неё невидимыми нитями. И только они поднимались наверх.

И не было там наверху того узкого горлышка. Они собой освещали совсем другое пространство. Были и те, кто не верили в этот свет. Утверждали, что это иллюзия, их предсмертный бред и глупость самозванки, которая привлекает, потому что выгодно ей.

Но она оставалась стоять. Потому что всё большее и большее количество людей становились ими. И начинали светиться и подниматься. Невозможно было сказать, что они выходили с этого пространства.

Она уже даже не могла вспомнить, где она до этого была, и как она оказалась сейчас здесь. Может быть она тут и была? Всегда. И всю свою жизнь летела сюда.

Пространство никогда вокруг неё не расчищалось, потому что подходили, подползали, ковыляли к ней те, которые хотели точно также стать облегченными. Лёгкими, как пушинка, как белый светлый пух.

Светлое пространство становилось шире. И те, которые вверху, протягивали уже свои нити другим. Не поверившие ей, доверились им. Мало, кто помнил и знал, что Первой была она, что она объединяла в центр… Что она и есть центр.

Она только один раз усомнилась в этом, когда почувствовала холодную руку знакомого лица. И поняла, что всем помогает просто её свет, а горячо дорогому существу она помочь не может. Она не может облегчить того, кто был важнее всех.

Её свет стал меркнуть. Она стала чувствовать боль внутри, а снаружи ее разбудил от этой летаргии оглушительный резкий крик – сначала в одном месте, потом чаще и чаще, со всех сторон.

Люди боялись остаться в темноте… опять. Они стали так жалобно кричать: «Света, дайте света! Ещё!». Эти мольбы, вопли, стоны стали так часто, что она услышала зов того, ради чего всё.