Мой муж прислал мне вызов невесты – и через полгода я улетела в Германию. Это было 15 марта 1997 года. Прилетаю я в аэропорт города Дюссельдорф, выхожу из зоны досмотра – меня никто не встретил. Он просто опоздал. Приезжаем с вещами в город, выходим с чемоданом перед какими-то контейнерами. Это был такой неожиданный сюрприз. Я спрашиваю: «А где твои родители?» Он сказал, что с ними не живёт и мы будем жить тут, в контейнерах. В этих контейнерах живут рабочие на стройках, и это было что-то вроде временного жилища для поздних переселенцев. Контейнер представляет собой много блоков – комнаты по 18 м 2. Душ и туалет в общем пользовании. Всё проживание оплачивал нам город. Нам оформили социальную помощь – пособие, на которое мы прекрасно жили. С мамой и отчимом он, оказывается, поссорился – и съехал от неё, потому что выпивал и не ночевал дома. Его мама жила с новым мужчиной – отчимом Алекса, который оплачивал адвокатов и поспособствовал его выезду в Германию, по программе воссоединения семьи. Это было проблематично, так как воссоединение с семьёй и въезд в ФРГ были возможны по закону до 16 лет, а ему был 21 год – и его не хотели пускать на территорию ФРГ. Его отчим и мои родители сделали всё возможное, чтобы он улетел из России.
У него был постоянный конфликт с матерью, потому что у неё новая семья, она занималась устройством своей личной жизни. Он был неуправляемым и не воспринимал её замечания о злоупотреблении алкоголем.
Социопаты становятся такими под влиянием дурной компании, улицы. Они как беспризорные подростки, которые собираются компаниями во дворах как стая волчат. В 90-е родителям таких подростков приходилось выживать, а не заниматься воспитанием детей. Самое интересное, что эти его собутыльники и беспредельщики потом бросили его, а они для него всегда имели определенный вес в его жизни. Он тратил на них деньги, красовался перед ними, сорил деньгами. А они бросили его в беде, когда его потом осудили, а гулять и веселиться все любили, когда у него были деньги.
В контейнерах в Дюссельдорфе мы прожили два года. Уже 23 года как я общаюсь со многими, кто там жил. Было хорошее время, я познакомилась с людьми из Молдавии, Казахстана, Украины. Многие стали успешными людьми, женщина из Молдавии открыла две гостиницы в Дюссельдорфе, и её сын дружил с моим мужем.
Жили мы так год, пошёл второй. Мой муж постоянно где-то пропадал, выпивал. Мог позвонить и сказать: «Я не приеду – нет денег на такси». Непонятно, где он находил себе подобных. Пару раз устраивал пьяный дебош: разбил наше трюмо и убежал. Соседи были в шоке от звука разбившегося зеркала. Я очень испугалась и поехала ночевать к его маме. Его мама приняла меня прохладно: я так поняла, она не осудила поступок сына, а вроде как обвинила меня, что он разбил трюмо. У него была сводная сестра (мне постелили на её кровати), мама родила её от нового мужа, и сестра очень любила Алекса. А сейчас его сестра ничего не желает слышать о нём, мотивируя тем, что он её бросил.
Он даже не пошёл меня искать, когда я ночевала у его мамы, и потом заявил, что это был не я – мол, был пьяный и ничего не помню. Это как раз тот случай – бес вселился. Он много чего разбивал и никогда не признавал свою вину.
Потом выяснилось, что погром мебели и телевизора был под воздействием алкоголя и травы.
Он ещё и в телевизор ударил кулаком. Они накуривались и запивали водкой, а я-то недоумевала, почему у него стеклянный взгляд. Я и его мама подарили ему на день рождения музыкальный центр за 600 немецких марок – это была приличная сумма денег (для сравнения: моя первая машина «Гольф-2» стоила 1500 немецких марок). Я ходила на курсы в страховой компании и вовремя заключила страховку на случай порчи имущества. Он разбил и музыкальный центр, ударил по пьяни кулаком в экран магнитофона. Восстановлению экран не подлежал, там потекли жидкие кристаллы, и мы написали в страховку заявление, что он как будто разбил чужое имущество, – и нам возместили ущерб. Страховка была заключена на «возмещение ущерба третьим лицам»
Он разбивал всё, постоянно вымещал свою внутреннюю агрессию. Меня никогда не трогал, но психологи говорят – это дело времени, что не бьёт. Я звонила маме и рассказывала ей всё, и мама спрашивала – не поднимает ли он на меня руку. Я оптимистично отвечала: «На меня нет, а вот на других и мебель – да».
Я припоминаю, на людях он был строгим со мной, мог сделать мне при друзьях замечание. А дома у нас была идиллия, мы могли в обнимку часами смотреть фильмы, он вкусно готовил, был хозяйственным молодым человеком.
Читать дальше