Array Художник Ира Корат - Последняя попытка

И за что собственно он удостоился такой невиданной части? Настя и сама не смогла бы внятно объяснить. Просто вдруг поняла, что любит – с первой секунды, с первого взгляда и… навсегда.

Удивительно, что последнее «навсегда» никогда не вызывало у нее ни малейших сомнений – Настя имела абсолютное, безусловное, точное знание о том, что никогда и никого больше не полюбит.

Не успеет. Это знание имело черный цвет и напоминало бездну – бездонную и… почему-то живую, как и ее СОН…

1620

Адриан долго молился – колени онемели и невыносимо ныли, когда он с трудом поднялся на ноги. Нет это не помогло. Обычно помогало, а сегодня нет. Он не мог забыть глаза той женщины, что они сожгли вчера. Костер все не разгорался, а она смотрела, смотрела… И почему-то именно на него… Ее восхитительные, зеленые глаза были полны такого непереносимого ужаса и…

Нет, он не имеет права позволять себе жалость. Он не сопливый слюнтяй. Он служит благому делу – очищению земли от нечисти.

Ну да. Конечно. Адриан злобно ухмыльнулся. Если бы он мог себя обмануть, было бы намного легче.

Разумеется, и эта женщина была простой, обычной крестьянкой. И ее родимое пятно на шее было просто милым родимым пятном замысловатой формы, а вовсе не отметиной дьявола. Себе-то самому не стоит уже наверное врать… Бессмысленно это.

Адриан перекрестился и тоскливо посмотрел в окно. Нет, сегодня он не справится, не справится с тем дьяволом, что сидит в нем. И молитвы не помогут. Только вино, хорошее старое вино способно притупить сознание и облегчить муки…

Адриан откупорил бутылку, достал кружку, посмотрел на нее мрачно, потом замер на мгновение и что было сил шарахнул ее об дверь. Кружка гулко стукнула о дерево и совершенно целехонькая, вызывающе невредимая скатилась к его ногам.

А так хотелось, чтобы разбилась…

Вдребезги.

Повеситься, что ли?…

Адриан с невозмутимым, рациональным интересом исследовал потолок в своей хижине – есть ли за что зацепиться, что бы понадежнее, ну что бы не грохнуться на стылый земляной пол, уподобившись этой кружке – целым и невредимым здоровенным дурнем с веревкой на шее.

Адриан живенько вообразил себе эту картинку и хмыкнул – смешно. И вся его жизнь смешна.

Он не спеша поднялся, мрачно посмотрел на кружку, медленно наклонился, поднял ее, отошел подальше от двери, замахнулся и снова швырнул. Кружка разбилась. На две почти одинаковые половинки.

– Вот так, – удовлетворенно пробормотал Адриан и поднес ко рту бутылку.

Он управляет своей жизнью. И так будет всегда.

В тот момент, когда он, отпив добрую половину огромной бутыли, вытер губы рукавом рубашки, в дверь тихо постучали.

– Ну? – мрачно бросил Адриан. – Сандра, ты? Заходи, чего скребешься.

Адриан почувствовал захлестнувшую его ярость. Если это Сандра, то именно ей и не поздоровится сейчас. Да, она, безусловно, восхитительная любовница – пышнотелая, веселая, бесстыдная. И чего они только не вытворяли в этой хижине длинными темными ночами, но сегодня…

Сегодня он не желает даже думать о полном страстного желания горячем женском теле – от одной мысли о возможном сексе Адриан почувствовал острый приступ тошноты.

– Я не Сандра, я Анастази. Можно? – голос был удивительно звонким, словно сотня легкомысленных колокольчиков одновременно решили подарить миру самые нежнейшие из своих трелей.

Адриан резко поднялся, шагнул было к двери, но опьяненная добрым вином голова его неожиданно закружилась, в глазах потемнело. Адриан оперся рукой о стол, глубоко вдохнул и резко тряхнул головой – что это с ним? – и выпил-то немного…

– Это кого еще принесло?

Вот сейчас он убьет любого, кто подвернется ему под руку, или любую… Должен же хоть кто-то поплатиться за его пропащую жизнь…

– Так я войду? – вопрос прозвучал на удивление смело и даже, как с некоей растерянностью отметил Адриан, вызывающе задорно.

Кто смеет так бесцеремонно вести себя с ним?

Дверь резко распахнулась.

На пороге появилась женщина. Да, всего лишь женщина, но, едва взглянув на нее, Адриан поперхнулся, ноги его подкосились и он без сил опустился – обратно на старый колченогий стул.

– Не бойся, – женщина насмешливо оглядела его всего – от уже лысеющей макушки до грязных босых ног. – И это и есть моя судьба?

После этого странного, адресованного куда-то в вязкую темноту окна вопроса, она заливисто, очень весело рассмеялась – громко, смело и свободно. Ей явно было совершенно наплевать, кто услышит ее смех, наплевать кто и что после этого подумает о ней и к каким непоправимым последствиям может привести сия неосторожность.