Нина Изгарова - Чудеса на земле сказочной. Высшая школа сказкотворчества. Ступень 2

Ухватил её, да Сапоги и на волю. Дом полыхает, Чудище в огне корчится и над пламенем звон стоит. Туманное облако накрыло всё вокруг. Пока Еремей очухался, Туманная тень бесшумно скользнула перед ним, злобно взвизгнула и Птицей Черной в небо поднялась. Круг сделала, другой над пожарищем. Опустилась ниже, ухватила Царевну мощным клювом и скрылась.

Долго думал Еремей, как поступить. Без всего ведь остался. Жена пропала, дом сгорел. Потом встал, стряхнул мысли кудлатые, неспокойные. Руки-ноги целы, голова на месте. А дом новый поставит краше прежнего, да и Царевну свою отыщет. Хоть и капризница та, да люба ему. Надел Сапоги-Скороходы, и к братьям названным за помощью отправился.

Братья, на то и братья что в беде не оставят. Велели ему огромный короб плотный из бересты сделать. Сами же трижды вкруг себя обернулись, и росомахами по тропе в лес побежали, а Еремей за ними поспешает. Лесная тропа вывела их к странному дому, сплетенному не то из веток, не то из корней дубовых и надёжно укрытому в чаще. Притаились в кустах, решили помешкать, осмотреться.

Туман-морок не заставил себя ждать. Выполз, не спеша потянулся, гостей непрошенных увидел и осклабился:

─Говорите, зачем явились? ─засветился изнутри, расти начал в размерах.

– Чтобы тебя подарком порадовать! ─поклонился Еремей, ─и открыл короб, где на самом дне был не то рисунок, не знак какой, что притягивал к себе взор.

Туман наклонился, хотел разглядеть рисунок, а Влас с Наром подтолкнули его сзади и нахлобучили крышку. Царевна на крыльцо вышла, Еремея увидала обрадовалась.

Туман-морок вместе с коробом в болото унесли, там и жить повелели. Теперь, когда тому совсем тоскливо, невмоготу становится, он из короба щупальца выпускает и над болотом стелется, иногда и подальше прогуляется, но вредничать и безобразить перестал. Может от страху, а может ещё от чего. Царевна тоже характером мягче сделалась. Куда там капризы и выкрутасы разные, рукодельницей и хозяюшкой стала. Живут с Еремеем ладно в новом дому и деток растят на радость себе и добрым людям. Недаром говорят – не было бы счастья, да несчастье помогло.

Маленький фрегат гордо стоял у причала. Паруса, словно крылья белоснежной птицы, были готовы вспорхнуть на мачты, только цепь, заигрывающая с солнечными лучами, не спешила поднимать якорь, да матушка капитана, своенравная Ветта, не хотела отпускать сына в путь.

Матиас смотрел на весело развевающийся флаг на бушприте, на смешливую нахальную чайку, а в глазах стояла горечь. Мало того, что Ветта обещала не удерживать возле своей юбки, так теперь ещё и бранится. Только капитан должен быть ражим, твёрдым, и он, тряхнув головой, дал команду к отплытию.

Непривычному человеку море кажется скучным и безжизненным, но только не тем, кто связал с ним свою жизнь. Для них оно раскрывает свои тайны и свою красоту. Грозу не ждали, но неожиданно небо стало наливаться свинцом, а выспавшийся за ночь ветер расправлял свои мощные крылья. Матиас опасливо поглядывал на тучи, перекатывающиеся к востоку, могучие и громоздкие, словно сказочные слоны.

Жизнь в море приучила этого дюжего парня к разным неожиданностям, да и благоразумие с рассудительностью никто не отменял. Но ожидание чего-то необычного уже закралось в душу. Стеной обрушился дождь, и торопливые вихри потащили фрегат за собой. На попытки моряков управлять судном, стихия только усмехалась.

Матиас с ужасом понял, что их фрегат разваливается, но из-за ливневых потоков больше ничего разобрать не мог. Крики сливались с ветром и грохотом. Когда, наконец, ветру и дождю надоело это развлечение, и они притихли, капитан с ужасом осознал, что его, словно пушинку, несёт на рифы, а вокруг только обломки фрегата, да бушующие волны.

Очередная волна подняла его высоко на гребень и будто надоевшую игрушку бросила на скалы. Очнулся Матиас ночью. Будто исполинский зрачок небесного великана, любопытная луна ощупывала взглядом прибрежные скалы, подмигивали весёлые звёзды, и у самых ног ластилось море. С опухшими глазами, дергающейся головой, он то и дело утирал кулаком слезы, поминутно всхлипывая. Руки его тряслись.

─ Боже, неужели все погибли, ─ с большим трудом выдавил из себя несвязные слова, ─ это конец, ─ и вновь впал в забытьё.