Ирина Млодик - Девочка на шаре. Когда страдание становится образом жизни

Наш птенчик, внимательно оглядывая праздничный зал, в какой-то момент подергал меня за руку, чтобы я наклонилась.

– У некоторых детей здесь больные ноги, поэтому они на колясках, а у некоторых ручки такие скрюченные. Им, наверное, бывает очень больно, но они все улыбаются, потому, что у них есть мамы и они их любят. И еще потому, что они могут быть все вместе. А когда вместе, тогда все можно преодолеть, правда?

– Правда, солнце мое. Ты, как всегда, точно все понял.

– Внимание все! – Степка остановил музыку. – В связи с тем, что сегодня урок синьора Энрике сократится ввиду позднего прибытия синьора, мы будем готовить только итальянские закуски. Завтра с утра он даст еще один урок, а сейчас прошу девочек из кулинарного кружка и всех желающих пройти на кухню, к разделочным столам. Точнее, конечно, не всех желающих, а тех, кто поместится на кухне. Всем остальным тетя Лена и Айрат сейчас вынесут еще напитки. Веселитесь!

Я отдала свою камеру Алику и сопроводила его снимать происходящее. А сама осталась в зале с Васюткой, несколькими ребятами и их мамами. Девочки все стали перемещаться в сторону кухни, даже те, чьи ручки не позволяли им участвовать. Васютка потянул меня к мальчику, скрюченному болезнью, его тело кособоко покоилось в недрах кресла, а глаза смотрели на нас с таким интересом и дружелюбием, что невозможно было не ответить ему улыбкой.

– У вас тоже атрофия? – спросила я его маму, – Я – Арина, кстати, а это Васютка.

– Нет, у нас ДЦП. – Женщина улыбалась нам устало, но приветливо. – Я – Наталья, а это Егор. Конечно, я вас знаю, вас тут уже все знают, Степка столько о вас рассказывал. Нам уже восемь, а вам сколько?

– Это Васютка, он не мой сын, он сын Елизаветы, ему пока еще семь недавно исполнилось. А где же ваши папы? Столько мам, а пап почти не видно.

– Наш ушел от нас, когда Егорке еще годика не было… Здесь много таких. Мужчинам часто не нужен ребенок с болезнями или ограничениями. Кто-то сразу уходит, кто-то позже, не выдерживая. Есть такие, что еще и женщин обвиняют в том, что дети рождаются или становятся больными. Хотя хорошие папы у нас тоже есть: у Сергеенко, Кашинцевых, Скобянских. Скобянские просто уже за границу на праздники уехали, у Сергеенко папа в командировке, не успевает вернуться, а у Кашинцев где-то здесь, я его видела. Мироновы еще есть, но они увезли своего на лечение.

– И как же вы? Тяжело, наверное?

– Тяжело. Особенно когда ты одна, то тяжело, а если не быть одной, то ничего. Дети все же. Дети – это радость. Согласны?

– Согласна. Просто больной ребенок – это трудно, мне кажется.

– Ну конечно, трудно. Только уверяю вас, что любишь его не меньше, чем здоровых детей, у меня же еще двое. Егорка самый младший. Конечно, рожаешь и никогда не ждешь беды. Но потом, когда беда приходит, ищешь все возможности, чтобы выбраться из нее. Спасибо Каменецкому за этот центр. Без них было бы тяжелее…

– А он давно существует, этот центр? И как люди узнают о нем?

– Нам в поликлинике одна женщина сказала. Так и узнают, я думаю. Мы здесь уже пять лет. До этого времени они работали вдвоем: Каменецкий и его жена – Светлана Сергеевна. Она тоже врач – замечательный детский невропатолог. Без нее нам теперь трудно.

– А что с ней случилось?

– Умерла. От рака. Двужильная была, оба всегда на работе. Не замечала, видимо, ни боли, ни усталости, потому что когда рак обнаружили, оказалось, что четвертая стадия и ничем уже не помочь. Она угасла за месяц.

Говорят, что врачам особенно трудно, когда их жены от болезней умирают. Слишком много вины. Мы за Льва Андреевича очень переживали. Он как будто никак не мог понять, что произошло, поверить не мог. Говорят, что у них когда-то сын был с быстро прогрессирующей атрофией, умер еще до того, как в школу пойти. Лет пять или шесть ему было.

Когда наша Светлана Сергеевна умерла, Лев Андреевич ходил тогда, как будто он целым миром оставлен: такой одинокий и такой потерянный… Вот, кстати, ваш знакомый Степа его и вытащил. Когда они с Ингой пришли в центр, Каменецкий ожил как будто бы, бросился его спасать. Может, он ему его сына напомнил, так говорят. Но зато снова включился в работу, стал прежним. Хотя без такой жены, как Светлана Сергеевна, думаю, тяжко ему. А нам без такого детского невропатолога. До сих пор, говорят, не могут найти в штат никого похожего. Ездим консультироваться к другим, куда Лев Андреевич направит.

Грустно мне было слышать всю эту историю, но что-то подобное в прошлом Каменецкого я подозревала. Стало понятно, что у Ленки нет никаких шансов. Однако любовь самоценна, даже если она невзаимна. Она – великий преобразователь всего. Любовь и смерть, с которой Ленке пришлось столкнуться за последний месяц, очень изменили ее. В чем именно была перемена – так сразу и не скажешь, может быть, просто больше в ней появилось живого, человеческого.