Андрей Курпатов - Пространство мышления. Соображения

Пользуясь тем же принципом, согласно которому мозг создает или единичные элементы, или отношения между единичными элементами, мы получаем следующую модель: интеллектуальные объекты – как единичные элементы (1), отношения между интеллектуальными объектами – как единичные элементы (2) и отношения между интеллектуальными объектами, свернутые в новые единичные элементы, в некие, условно говоря, сложные интеллектуальные объекты (3).

Иными словами, интеллектуальные объекты могут быть простыми, эти простые интеллектуальные объекты могут входить в отношения друг с другом (и тогда сами эти отношения между интеллектуальными объектами тоже будут интеллектуальными объектами, но уже нового типа), наконец, интеллектуальные объекты могут быть объединены в более сложные интеллектуальные объекты (тип интеллектуальных объектов, когда отношения между элементами внутри интеллектуального объекта не проявлены, а находятся как бы у них внутри в свернутом виде).

Даже если эта типологическая матрица и кажется на первый взгляд слегка путаной, ничего сложного в ней нет: мы образуем интеллектуальные объекты, а они входят в отношения друг с другом (и сами эти отношения – это уже тоже своего рода интеллектуальные объекты), наконец, сами интеллектуальные объекты могут быть, условно говоря, сложносоставными. Из всего этого можно – теоретически – построить достаточно сложные иерархии организации. Хотя понятно, что речь сейчас идет лишь о некой формализации в рамках весьма абстрактной реконструкции, не более того.

Итак, мы можем говорить о «внутреннем психическом пространстве», доступ к которому нам в некотором смысле закрыт по причине того, что мы в любом случае смотрим на него из «плоскости» и/или «пространства мышления». Кроме того, мы можем говорить о «плоскости мышления», то есть о потенциально осознаваемых личностным «я» человека интеллектуальных объектах, которые могут быть организованы в длинные цепочки, но еще не представляют собой действительной структуры. Наконец, если речь идет о «пространстве мышления», то здесь всякие интеллектуальные объекты уже есть некие свернутые отношения между другими интеллектуальными объектами. То есть это именно тот уровень организации, на котором и возникают структурные отношения взаимозависимости между разными сложными системами. Впрочем, и здесь системной целостности нет, но зато есть сложные системы, что уже немало [34].

Надо сказать, что эта логика распределения объектов и их отношений была дана уже в «Логико-философском трактате» Людвига Витгенштейна, что понятно, если представить себе попарное распределение шести главных онтологических терминов этой работы: «простой предмет» и «простое имя» языка, «положение вещей» (как элементарная констелляция простых предметов) и «элементарная пропозиция» в языке, наконец, «факт» («ситуация») и собственно языковая «пропозиция» [В. П. Руднев].

Существенно, что в «Трактате» не приведено ни одного примера «простого предмета», так что исследователи до сих пор гадают, что именно Витгенштейн имел в виду. При этом вполне очевидно, как мне представляется, что такого предмета в обыденном смысле не существует, ведь даже «простое имя» – тоже лишь фикция, поскольку не существует контекста, в котором «имя» могло бы функционировать изолированно (например, слово «стол» абсолютно само по себе, вне связи с чем-либо).

Всякая такая «простая» вещь (имя) – лишь абстракция, и мы лишь предполагаем ее наличие. На деле же оно всегда уже включено хотя бы в «элементарную пропозицию» (например, «это стол»). Все это вполне согласуется с логикой методологии мышления, поскольку речь очевидно идет об уровне «внутреннего пространства мышления», существование которого мы в себе естественным образом предполагаем (в этом вряд ли могут быть сомнения), но доступ к нему прегражден, как бы сказал Ж. Лакан, «стеной языка».

В раннем детстве, когда мы не обзавелись еще даже плоскостью мышления, для нас, несомненно, как-то существовал и стол (на каком-то нас пеленали, за каким-то кормили) и даже «имя стола» – «стол» (возможно, соответствующий звук уже даже был включен в некие динамические стереотипы нашего мозга, связанные с нашим, так сказать, переживанием стола, нашими действиями за столом и т. д.). То есть можно говорить, что это была наша, связанная со «столом», интеллектуальная активность, некое «протомышление».

Когда во сне я отлеживаю себе руку и меняю положение тела, даже не проснувшись, я в этот момент думаю этим самым «протомышлением». Когда мой мозг отождествляет одну фигуру Вилейанура Рамачандрана с «бубой», а другую – с «кикой» (рис. 1), это тоже мыслительный процесс, который, впрочем, я даже не могу толком осознать. Это «протомышление». Наконец, когда моя рука сама определяет, как растопырить пальцы, направляя руку в тарелку с фруктами (рис. 2 ), – она делает это не сама по себе, но и не бессмысленно, хотя, конечно, мое личностное «я» тоже не вычисляет этот угол. Все это примеры «протомышления».