Андрей Курпатов - Пространство мышления. Соображения

Так что все приведенные примеры, конечно, не служат цели создать у читателя представление о том, что такое реальность, или, иначе говоря, о том, «что происходит на самом деле». Это и невозможно, такого представления – о том, что происходит на самом деле, – не существует, а всякие попытки его составить свидетельствовали бы о полном непонимании существа вопроса.

Задача этих примеров как раз обратная – показать, что мы не можем иметь корректного представления о реальности, и методологически задаваясь вопросом о том, что происходит на самом деле, мы не пытаемся извлечь из реальности некую истину. Истинна сама реальность, которая есть непосредственное отношение вещей (чем бы они ни были и что бы это ни значило), то есть факты. Истинна реальность, которая есть и которая всё, – и этого вполне достаточно.

Понимая соответствующие ограничения, мы можем бесконечно обращаться к фактической реальности, обнаруживая, таким образом, новые и новые «факты». А это даст возможность нашей интеллектуальной функции создавать новые и новые, возможно более удачные (потенциально продуктивные, эффективные с точки зрения целевых установок), варианты реконструкции реальности.

К сказанному, желая избежать путаницы, следует добавить, что понятие «объективной реальности», если относиться к нему слишком серьезно, является бессмысленным и совершенно непродуктивным. Что обычно понимается под «объективной реальностью»? То, что можно, грубо говоря, пощупать – непосредственно или с помощью каких-то устройств? Но в таком случае мы не можем «пощупать» ни бозон Хиггса, ни «черные дыры». Мы не можем сделать этого по определению. Да, мы можем «пощупать» косвенные свидетельства этих феноменов, подтверждающие оправданность соответствующих интеллектуальных моделей (бозона или дыры), но сами эти штуки как были, так и останутся абстракцией – не объективными, а расчетными явлениями.

С аналогичной ситуацией мы сталкиваемся и в биологии, например, при изучении репликации ДНК. Во-первых, этот процесс действительно невозможно «разглядеть» (он также в основе своей расчетный). Но главное и это во-вторых: мы не понимаем, каким образом здесь передается информация, что является здесь собственно информацией. Да, на уровне реконструкции соответствующих химических реакций появление тех или иных белков кажется вполне естественным, но дело же не в них – не в самих белках, а в той информации, которую они, возникнув, начинают переносить. Да, и здесь можно построить некую реконструкцию, и, если она будет работать, это будет хорошая реконструкция. Но она продолжит оставаться лишь моделью реальности, а не реальностью существования той самой информации, которая в каком-то смысле действительно как таковая все-таки есть.

А теперь подумаем о вещах, куда более приземленных и, как кажется, куда более понятных – объективны ли, например, ненависть или чувство справедливости? Какие-то нейрофизиологические процессы их безусловно обеспечивают, но в голове каждого человека это будут свои нервные процессы (какие-то специфические агрегации нейронов, индивидуальные нейронные ансамбли). Заберись мы в эту голову – любым способом, – мы не сможем найти в ней точное и убедительное соответствие самоотчету испытуемого, с одной стороны, и тому, что мы там – в его голове – обнаружим – с другой. Можем ли мы на этом основании сказать, что объективно ни ненависти, ни чувства справедливости не существует или что они необъективны, потому что мы просто не знаем, что конкретно следует «щупать»? Все это достаточно нелепо, на мой взгляд.

А объективны ли, например, квадраты, треугольники и круги? Пусть даже я могу пощупать их руками – например, из специального набора для младенцев. Но что это мне дает? Любая геометрическая форма является идеей, которая заключает в себе некие правила – равенство сторон, количество углов, окружность и т. д. и т. п.

Наконец, объективен ли смысл литературного текста? То, что каждый из нас прочитывает его как-то по-своему, видит его в некой специфической диалогичности [М. М. Бахтин], это, конечно, так. Каждый из нас «вынимает» из этого текста некий свой – «субъективный» для него – смысл. Таким образом, объективно некий подлинный смысл литературного текста нигде не содержится. Но готовы ли мы на этом основании заключить, что он – сам этот литературный текст – бессмыслен? Если пойти этим путем, то скоро обнаружится, что и всякий научный текст – лишенная объективности абракадабра.