Array Коллектив авторов - Лев Толстой в зеркале психологии

– А вот то-то, а ты говорить — помираешь. Лежи, грейся, мы вот как, — начал было Василий Андреич.

Но дальше он, к своему великому удивлению, не мог говорить, потому что слезы ему выступили на глаза и нижняя челюсть быстро запрыгала. Он перестал говорить и только глотал то, что подступало ему к горлу. «Настращался я, видно, ослаб вовсе», — подумал он на себя. Но слабость эта его не только не была ему неприятна, но доставляла ему какую-то особенную, не испытанную еще никогда радость.

Василий Андреич заснул, и во сне ему открылось то, что он лежит на постели и все не может встать, и все ждет, и ожидание это и жутко и радостно. И вдруг радость совершается: приходит тот, кого он ждал… Он пришел и зовет его, и этот, тот, кто зовет его, тот самый, который кликнул его и велел ему лечь на Никиту. И Василий Андреич рад, что этот кто-то пришел за ним. «Иду!» — кричит он радостно, и этот крик будит его. И он просыпается, но просыпается совсем уже не тем, каким он заснул. Он хочет встать — и не может, хочет двинуть рукой — не может, ногой — тоже не может. Хочет повернуть головой – и того не может. И он удивляется; но нисколько не огорчается этим. Он понимает, что это смерть, и нисколько не огорчается и этим. И он вспоминает, что Никита лежит под ним и что он угрелся и жив, и ему кажется, что он — Никита, а Никита — он, и что жизнь его не в нем самом, а в Никите. Он напрягает слух и слышит дыханье, даже слабый храп Никиты. «Жив, Никита, значит, жив и я», — с торжеством говорит он себе.

И он вспоминает про деньги, про лавку, дом, покупки, продажи и миллионы Мироновых; ему трудно понять, зачем этот человек, которого звали Василием Брехуновым, занимался всем тем, чем он занимался. «Что ж, ведь он не знал, в чем дело, — думает он про Василья Брехунова. — Не знал, так теперь знаю. Теперь уж без ошибки. Теперь знаю». И опять слышит он зов того, кто уже окликал его. «Иду, иду!» — радостно, умиленно говорит все существо его. И он чувствует, что он свободен и ничто уж больше не держит его.

– Что было символом смерти для Анны Карениной?

– Страшный мужик, который снился и Анне, и Вронскому, и который появился наяву перед самоубийством Анны. Символом возрождения и вечной жизни приходит к Анне образ зажженной свечи, который она видит перед тем, как умереть.

– Страшный мужик и образ смерти – это понятно. А могут ли мелочи приобретать особую значимость и особый смысл?

– Могут. Например, тяжелая болезнь матери Николеньки Иртеньева выбила его из привычной колеи. Он был в сильном горе в эту минуту, но невольно замечал все мелочи. В комнате было почти темно, жарко и пахло вместе мятой, одеколоном, ромашкой и гофманскими каплями. Запах этот так поразил его, что, не только когда позже он чувствовал его, но когда лишь вспоминал о нем, воображение мгновенно переносило его в эту мрачную, душную комнату и воспроизводило все мельчайшие подробности ужасной минуты.

– Свет, в принципе, любой, является символом бессмертия. Оленин – герой повести «Казаки», видя ослепительный свет, испытывал состояние интенсивного осознавания?

– Да, испытывал.

Он думал: «Отчего я счастлив и зачем я жил прежде? Как я был требователен для себя, как придумывал и ничего не сделал себя, кроме стыда и горя! А вот как мне ничего не нужно для счастья!» И вдруг ему как будто открылся новый свет. «Счастье — вот что, — сказал он себе, — счастье в том, чтобы жить для других. И это ясно. В человека вложена потребность счастья; стало быть, она законна. Удовлетворяя ее эгоистически, то есть, отыскивая для себя богатства, славы, удобств жизни, любви, может случиться, что обстоятельства сложатся, что невозможно будет удовлетворить этим желаниям. Следовательно, эти желания незаконны, а не потребность счастья незаконна. Какие же желания всегда могут быть удовлетворены, несмотря на внешние условия? Какие? Любовь, самоотвержение!»

– Норма в поведении ваших героев часто граничила с патологией. Убийца жены Позднышев находился на грани или шагнул за нее?

– На грани.

– Говорят, что, не обдумывая, можно делать только глупости. Однако иногда люди совершают неосознанные, но верные поступки. Почему?

– Им самим неведомо.

Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.