Клэр Маккартни - Великие равнины. Трилогия

Свои сказки о жизни я придумывала и записывала от случая к случаю. Я давала волю воображению, сочиняла и сочетала мысли несовместимые. Воображение играло почти при каждой неожиданной, затруднительной ситуации, как бы проигрывая ее по-иному. Приглашала невиданных зверей принимать участие в событиях моей жизни. Не скажу, что сказки были для детей. Они были для всех, а больше для меня самой. Порой в них использовались взрослые выражения. Это своего рода сказка-терапия. Я счастлива, что могла вообще так поступать, придумывать их и некоторые записывать, то от руки, а то на диктофон. Воображением меня наградил Бог, им я и пользовалась. Чем просто анализировать ситуацию, придумывала сказку и моделировала, проигрывала ее, будучи в ней героем. А затем часто так случалось, что ситуация разрешалась сама собой или я осознавала в процессе сказки, как мне нужно было поступить.

Домашним нравились мои истории. Одобрение добавляло мне энергии к их написанию. В итоге у нас скопилось целое наследство из писем Сьюзи и Пола, а также моих сказок и дневников. Я надеюсь, что даже после моего ухода они будут помогать моей семье.

Во всей нашей семейной истории кроется одна маленькая тайна. Мой сын Генри – гей, которых я встречала немного в своей жизни. Рой, мой второй муж, когда об этом узнал, отнесся к сыну с пониманием, с каким вообще мог, но держался от сына вдалеке. Генри, как всегда, был тих и спокоен. Мы с мужем уже успели построить вторую половину дома еще в прошлом году, и Генри с радостью переехал в новое жилище, где у него была уже своя комната. Генри вырос, стал юношей. Мой сын никогда ничего от меня не скрывал. Иногда периодами он долго молчал, обдумывал, прояснял сам в себе, возможно, подбирал слова, и я знала: он скоро мне что-то скажет. На мой вопрос: «Сынок, что-то случилось и хочешь мне рассказать?» всегда отвечал спокойно: «Да, мам немного позже…» «Хорошо, сынок, я подожду», – говорила в ответ.

Разговор о его сексуальных интересах случился воскресным вечером, до захода солнца. В этот день напарник Роя подменил его, отпустив на семейный ужин, которых было не так много в году. При этом мы, в отличие от многих семей, живем счастливо. Мэри говорит, что это заслуга моя, но я считаю, что обоюдная. Рой очень спокойный муж и любящий отец, а вместе у нас получается очень здорово жить семейной жизнью.

– Пап, мам, – начал Генри, – я интересуюсь парнями, как девушками… Простите.

За столом семейного ужина возникла тишина, из рук Марии выпала ложка, а муж вопросительно и спокойно сказал:

– Ну, что, посмотрим…

Я была в недоумении и молчала долго, как мне казалось. Затем смотрела на сына. Он прятал глаза. Я думала, думала… В моей голове пронеслось столько мыслей, что если бы их все запечатлеть в один видеоряд, то можно было бы снять полнометражный фильм о судьбе нашей семьи, судьбе сына и вообще о моей жизни. Не думала я, что это признание разбудит во мне такой силы воображение, и в этот момент я осознала, насколько связана со своим сыном и возможным его будущим. Эта связь помогла мне прийти в себя, вернуться снова за стол, и за эту короткую минуту, которая длилась вечность, я поняла одно и сказала об этом Генри: «Я люблю тебя». Сын улыбнулся мне в ответ сквозь слезы, глядя на меня заплаканными и покрасневшими глазами. Я его понимала. Этот поступок сказал нам о тайном. Генри открыл семье свои интересы. Осталось только теперь родителям не подкачать и не вести себя как «маленькие дети». Ужин закончился благополучно. Ложку Марии поднял Генри со словами «Держи!», а Мария ответила так, как умела всегда ответить брату: «Ну, ты даешь! Я сама не поверила своим ушам… Вот ложка и выпала». И они заулыбались, и все засмеялись, потому что он целый месяц ходил и молчал, и никто ни о чем не догадывался. Все ждали, что Генри скоро что-то сообщит важное и интересное, но чтобы свои интересы открыть вот так перед всеми… Такое было впервые.

Мы закончили ужинать, прибрались и пошли с Роем спать, думать, что же нам, родителям, теперь делать в этой ситуации? Дети разошлись по комнатам – Генри в свою новую спальню во второй половине дома, а Мария – в старую детскую в первой половине дома, где когда-то они жили с Генри.

– Что скажешь, Клэр? – спросил меня Рой, когда мы легли в постель.

– Что я могу сказать? – ответила я ему, – это сюрприз. Меньше сына я любить не стала. Даже зауважала его больше за то, что открылся нам на семейном ужине. Значит, мы ему дороги и он нам доверяет, это многого стоит. А ты что скажешь?