Итак, мы показали, что конституирующая функция мотива – побуждение – определяется его жизненным смыслом и может тем самым рассматриваться как феномен смысловой регуляции жизнедеятельности. «Таким образом, метафоричный для психологии вопрос: что побуждает как бы трансформируется в вопрос субъективный и субъектный: зачем это нужно, переводя энергетически-побудительную феноменологию в плоскость содержательного, мотивационно-смыслового анализа» ( Сосновский, 1993, с. 185). Но в чем тогда состоит специфика второй традиционно выделяемой в деятельностном подходе функции мотива – смыслообразующей – и существует ли эта специфика вообще? Несомненно, да. Дело в том, что сам по себе мотив, его презентация в сознании, общая мотивационная установка и процессуальная развертка в форме побуждения задают лишь общую направленность деятельности, но не могут обеспечить оперативное и адекватное реагирование на все изменения в течении деятельности и ее условий, на возникающие помехи, либо, напротив, на дополнительные возможности. Поэтому основным направлением развития мотивационной регуляции деятельности в ходе ее осуществления выступает не трансформация самого мотива, а процессы «ситуативного развития мотивации» (Вилюнас, 1983; 1990; Патяева, 1983 а), в которых и проявляется главным образом смыслообразующая функция мотива. Ситуативное развитие мотивации заключается в формировании личностных и операциональных смыслов целей, средств и условий деятельности, а также частных установок, регулирующих протекание деятельности на отдельных ее участках. Все эти производные смысловые структуры выступают элементами единой системы смысловой регуляции конкретной деятельности; их взаимосвязь и системная организация были раскрыты нами в специальном экспериментальном исследовании (Леонтьев Д.А., 1987; см. также раздел 3.7.). «Актуализацией мотива “дело” мотивации не завершается, а только начинается: происходит содержательная разработка мотива, воплощение его в целях, намерениях и результатах, а также психоэнергетическая кумуляция побуждений» (Магомед-Эминов, 1998, с. 68).
Коснемся лишь одного момента – характеристики отношения между мотивом деятельности и реализуемыми в ней целями. Как отмечает Р.Р.Бибрих (1987), мотивационно-смысловые и целевые детерминанты образуют целостный комплекс регуляции деятельности. «Мотивы влияют на деятельность, ее общий характер и эффективность опосредствованно – через цели» (Бибрих, 1987, с. 60). Хотя это положение не учитывает других механизмов влияния мотива на деятельность, рассмотренных нами выше, оно в основе своей верно.
Цель – это осознанный образ будущего результата действий ( Тихомиров, 1977). Смысл цели определяется ее отношением к мотиву (Леонтьев А.Н., 1972). Цель и мотив могут в конкретных случаях совпадать; в этом случае предвосхищаемый результат действий и будет являться тем, что побуждает и направляет деятельность. Из этого, однако, отнюдь не следует, что мотив и цель в системе взглядов
А.Н.Леонтьева – это одно и то же. Как мотив, так и цель суть системные качества предметов, приобретаемые ими в структуре деятельности. Обе эти системные характеристики обладают качественным своеобразием; при этом, однако, они могут быть присущи одному и тому же предмету. Совмещение мотива и цели в одном предмете – хоть и нередкий, но все же частный случай их взаимоотношения, тем более, что мотив деятельности всегда один, а целей может быть много: они могут образовывать или временнэю последовательность, или иерархическую структуру в рамках неизменной общей направленности деятельности. Для нас, однако, наиболее интересен случай, когда мотив не совпадает ни с одной из целей, иными словами, не осознается. В этом случае, как говорилось выше, мы сталкиваемся с неадекватностью отражения мотива в сознании в форме личностного смысла образа соответствующего предмета. Но в постановке сознательных целей мы ориентируемся именно на презентацию мотива в сознании, поэтому неадекватное отражение мотива в сознании приведет к постановке целей, не отвечающих или не вполне отвечающих мотиву. Степень рассогласования мотива и цели может быть различной; в случае их существенного расхождения может возникнуть противоречие личностно-смысловой и установочно-смысловой регуляции, поскольку формирование производных смысловых установок на основе мотивационной установки не связано с осознанием и всегда отражает истинный смысл мотива. Это имеет место прежде всего в тех случаях, когда цели не являются формой развития и конкретизации мотива, а заданы извне. «Когда цель задается человеку извне, то первая операция в мотивационном процессе – это поиск в памяти мотива, способного отвечать данной цели и создавать смысл действий. Если такого адекватного мотива нет, то побуждение формируется на единственном мотиве избегания наказания или неприятной ситуации, либо к этому мотиву добавляется еще один значимый для человека мотив, например, через воображаемую ситуацию, где мотив и действия реальны, но их связь существует только в сознании человека» (Иванников, 1991, с. 120). Понятно, что эта связь, придающая цели мотивационное обеспечение, не всегда окажется работающей; это выясняется непосредственно в ходе осуществления деятельности, в котором может выявиться несоответствие цели мотиву и проявиться рассогласование личностно-смысловой и установочно-смысловой регуляции.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу