Пауль Наторп - Избранные работы

Правда, и тогда сохранилось бы все же то различие, что психология направлена исключительно на конкретное, то есть позитивное, и притом на последнюю позитивность, философия же – на единство принципов. А потому психология представляла бы, по этому расширенному понятию, оборотную субъективную сторону не по отношению к одной философии, а по отношению ко всему объективирующему познанию и постольку являлась бы позитивной, а не философской, наукою. Но все же и в этом случае существовала бы основоположная, часть ее, которая к философии как к основоположению всякого объективирования относилась бы точно так же, как относится психология в собственном смысле этого слова, а именно психология положительная, к целокупности положительной науки. И эмпирия, и философия в этом случае имели бы и свою «конструктивную», и свою «реконструктивную» сторону; реконструктивной стороной эмпирии являлась бы не столько «эмпирическая психология», сколько психология эмпирического; реконструктивной стороной философии – не столько философская психология, сколько психология философии, то есть – чистых принципов познания. И поскольку по этому представлению задачей психологии, в общем, являлось бы (если вернуться к уже вышеупомянутому сравнению) описание как бы нисходящей ветви познавательной кривой, постольку спуск этот должен был бы в такой же мере обнимать реконструкцию всякого порядка, а именно: в первую очередь реконструкцию конструкций принципиального характера, а затем и конструкций эмпирических, в какой подъем той же кривой обнимает объективирующую конструкцию любого порядка – как эмпирическую, так и философскую (то есть развитие самих в высшей степени объективных законов всякого эмпирического объективирования). Но ввиду того что принципов мало, эмпирических же объективных образований необозримо много, то наиболее значительная часть психологических исследований должна была бы обратиться в сторону эмпирии, и лишь гораздо менее значительная, хотя, правда, и основоположная их часть, относилась бы к сфере философии.

Итак, в сущности, и с точки зрения этого, быть может, наиболее радикального из всех возможных взглядов на задачу психологии и на ее отношение к философии, дело в конце концов обстояло бы не иначе, чем с любой из прочих опытных наук: лишь в отношении своего принципиального основоположения она подпадала бы ведению философии. Но и в этом случае все еще осталось бы сомнительным и в конце концов предоставленным на частное усмотрение, причислять ли это философское основоположение психологии – как самое общее учение о психическом – к самой психологии, вроде того, как можно было бы, например, философское основоположение науки о праве причислить в качестве наиболее общего учения о праве к самой науке о праве или философское основоположение естествознания в качестве наиболее общего учения о природе – к самому естествознанию, или же, напротив того, обособлять ее, как философию (то есть учение о принципах) психологии, от долженствующей быть так обозначенной в собственном смысле, то есть от позитивной психологии. Но, впрочем, вопрос здесь вовсе не сводится к спору о словах; существенное и решающее значение имеет здесь то, что философия (то есть учение о принципах) не в меньшей степени, чем эмпирия, являет две стороны: «конструктивную» и «реконструктивную», причем в последней, все равно как бы ее ни называли – философской ли психологией или же философией психологии, философия и психология теснейшим образом связаны и переплетаются друг с другом. Ввиду того, однако, что в учении о принципах так же, как и во всей эмпирии, «конструкция» и «реконструкция» должны так соответствовать друг другу, что каждая из них может рассматриваться как «обосновывающая» другую (хотя и в противоположном смысле, именно так, что первая из них обосновывает вторую в объективном смысле, вторая же – первую в смысле субъективном), то становится более или менее понятным, несмотря на все то, что так убедительно и так правильно доказывалось с разных сторон о необходимости чистого, свободного от психологии обоснования всякой основоположной философии, что с какой-то последней и окончательной точки зрения философия вообще совпадает или должна совпадать с психологией.

Больше того, можно было бы даже с полным правом говорить о свободном от психологии обосновании самой психологии, поскольку этим желательно было бы лишь выразить, что наука о субъективном (чему я неоднократно и старался дать обоснование и что я неоднократно пытался провести) возможна не иначе, как на фундаменте науки об объективном и что эта наука о субъективном, будучи сама наукой фундаментальной, в свою очередь, возможна лишь на основе чистых основных наук об объективировании (хотя бы логики, этики и эстетики); и тем не менее все это нисколько не изменило бы того положения, что сами эти чистые основоположные объективные науки именно в силу того, что они обосновывают – в объективном значении обоснования – столь же основоположную науку о субъективном, вместе с тем получают и свое обоснование уже в новом своеобразном значении субъективного обоснования и постольку снова превращаются в психологию; «снова» – именно в том смысле, что всякое объективирование с самого начала предполагало ведь, как свою оборотную сторону, начало субъективное, которое объективирование это именно в силу своего объективирующего характера должно было оставить позади себя и от которого оно первым делом должно было отвлечься. В этом смысле психология (как уже было отмечено вначале), конечно, не являлась бы фундаментом философии, но зато она была бы ее увенчанием и в некотором роде последним ее словом.