Сергей Степанов - Психологический тезаурус

Платон в диалоге «Федон» говорит о философском катарсисе, который открывает философствующему новое измерение реальности. Философия должна постигать истинно сущее, для чего необходимо рассматривать вещи только посредством души. Этому препятствуют силы чувственного познания и отклоняющие от духовного знания потребности тела. Поэтому душа должна стремиться отделиться от тела, как от оков, и тем самым достигнуть просветления.

Аристотель подобно пифагорейцам также отмечал воспитательное и очистительное значение музыки, благодаря которой люди получают облегчение и очищаются от своих аффектов, переживая при этом «безвредную радость». Знаменитое определение Аристотеля трагедии как очищения от аффектов, вызвало появление обширной литературы о том, как здесь следует понимать катарсис, какое содержание вкладывал Аристотель в это понятие и что он подразумевал под очищением. Выдвигались различные теории, в соответствии с которыми трагедия очищает от пороков (Г. Э. Лессинг), успокаивает аффекты сострадания и страха благодаря законам нравственности (Э. Целлер), вносит умиротворяющую завершенность путем гармоничного примирения страстей (И. В. Гёте). Высказывались и негативные суждения – например, Ж. Ж. Руссо осуждал театральное искусство, ставя в упрек катарсису то, что он есть лишь «пустое мимолетное чувство, которое исчезает тотчас же. Вслед за иллюзией породившей его, это остаток естественного чувства, сразу же загубленный страстями, бесплодная жалость, которая удовлетворяется несколькими слезами, но не подвигла никого на малейшее проявление человеколюбия».

Особо оживленные дискуссии проблема духовного очищения вызвала в XIX веке, что безусловно предвосхитило соответствующие положения теории З. Фрейда. Историки психоанализа, характеризуя духовную атмосферу конца XIX пишут о «подлинном помешательстве, связанным со всеобщим интересом к проблеме катарсиса. Эта тема стала, пожалуй, самым популярным предметом обсуждения как среди ученых, так и в изысканных и утонченных венских салонах». К 1890 г. только на немецком языке вышло более 140 различных публикаций по проблеме катарсиса. Одна из них принадлежала Якобу Бернайсу, который приходился дядей Марте Бернайс, невесте доктора Фрейда. В ней автор, анализируя взгляды Аристотеля, утверждал, что при восприятии трагического представления у зрителя пробуждаются и усиливаются связанные с аффектами сострадания и страха переживания, в результате чего трагедия оказывает на него сильное воздействие, способствующую устранению соответствующих аффектов, приносящую удовольствие и облегчение. Есть достаточно оснований полагать, что Фрейд имел возможность ознакомиться с этой работой и испытал известное влияние содержавшихся в ней идей. То же самое по всей вероятности можно сказать и о старшем товарище и коллеге Фрейда Й. Брейере, которому и принадлежит приоритет внедрения принципов очищения в психотерапевтическую практику.

В истории психоанализа классическим считается так называемый случай Анны О. – первый пример использования «катарсического метода Брейра-Фрейда». Этот случай описан в совместной работе Брейера и Фрейда «Исследования истерии» (1895). Под псевдонимом Анны О. в ней фигурировала некая Берта Паппенгейм, пациентка Брейера, с которой Фрейд никогда лично не встречался, хотя с нею и была знакома его невеста. Несчастная Анна-Берта страдала целым букетом истерических расстройств, впервые появившихся тогда, когда она ухаживала за умиравшим отцом. Брейер лечил ее при помощи гипноза. Он обнаружил, что под гипнозом пациентка могла вспомнить те переживания, которые, возможно, и являлись причиной болезненных симптомов. Последующее обсуждение ее переживаний, казалось, способствовало улучшению состояния. Каждый раз после подобных обсуждений пациентка сообщала об улучшении самочувствия. Брейер и Фрейд, подробно обсуждавшие ход лечения, пришли к выводу, что освобождение от травмирующих переживаний снижает или совсем устраняет болезненные симптомы.

Вот уже более ста лет психоаналитики превозносят этот случай как блестящий пример воплощения принципов психоанализа. Справедливости ради следует признать, что сам по себе этот случай далеко не бесспорный. Сразу же после лечения Брейера его пациентка, от которой он по личным причинам отказался, была помещена в психиатрическую клинику и впоследствии не раз туда возвращалась. Душевного здоровья она так никогда и не обрела. Напротив, ее истеричность обострилась в виде еще одного болезненного симптома – феминизма, которым она была одержима до конца своей неприкаянной жизни.