Гюстав Лебон: Психология народов и масс

Парламентские собрания представляют собой разнородную толпу, неанонимную. Несмотря на различный их состав в разные эпохи и у разных народов, они все-таки обнаруживают сходные черты, причем влияние расы сказывается лишь в смягчении или увеличении этих черт. Парламентские собрания в самых различных странах, в Греции, Италии, Португалии, Испании, Франции, Америке, имеют очень большие аналогии в своих прениях и голосованиях и причиняют правительствам одинаковые затруднения.

Парламентский режим, впрочем, является идеалом всех современных цивилизованных народов, хотя в основу его положена та психологически неверная идея, что много людей, собравшихся вместе, скорее способны прийти к независимому и мудрому решению, нежели небольшое их число.

В парламентских собраниях мы встречаем черты, общие всякой толпе: односторонность идей, раздражительность, восприимчивость к внушению, преувеличение чувств, преобладающее влияние вожаков. Но уже вследствие своего особого состава парламентская толпа имеет некоторые особенности, на которых мы здесь остановимся.

Односторонность мнений составляет важнейшую черту этой толпы. Во всех партиях, и особенно у латинских народов, мы встречаем неизменную склонность разрешать самые сложные социальные проблемы посредством самых простых абстрактных принципов и общих законов, применяемых ко всем случаям. Принципы естественным образом меняются сообразно каждой партии, но уже вследствие своего нахождения в толпе индивиды всегда обнаруживают стремление к преувеличению достоинства этих принципов и стараются довести их до крайних пределов. Вот почему парламенты всегда являются представителями самых крайних мнений.

Самый совершенный образец односторонности таких собраний представляют якобинцы великой революции. Проникнутые догматами и логикой, с головой, наполненной неопределенными общими местами, якобинцы стремились проводить в жизнь свои стойкие принципы, не заботясь о событиях, и можно смело сказать, что они прошли через всю революцию, не замечая ее. Вооружившись очень простыми догматами, которые служили для них путеводителями, они вообразили, что могут переделать общество во всех его частях и вернуть утонченную цивилизацию к ранней фазе социальной эволюции. Способы, употребленные ими для осуществления их мечты, также отличались абсолютной односторонностью. Они ограничивались только тем, что насильственным образом уничтожали все то, что мешало им. Впрочем, и все остальные – жирондисты, монтаньяры, термидорианцы и т. п. – действовали в том же духе.

Парламентская толпа очень легко поддается внушению, и, как во всякой толпе, внушение исходит от вожаков, обладающих обаянием. Но в парламентских собраниях восприимчивость к внушению имеет резко определенные границы, и на них-то не мешает указать.

Относительно всех вопросов, представляющих местный или областной интерес, у членов парламентского собрания имеются настолько стойкие, не изменяющиеся мнения, что никакая аргументация не в состоянии была бы их поколебать. Даже талант Демосфена не мог бы заставить депутата изменить свой вотум относительно таких вопросов, как протекционизм и др., представляющих требования влиятельных избирателей. Предшествовавшее внушение, произведенное в этом духе на депутатов их избирателями, настолько сильно, что мешает всяким другим внушениям и способствует поддержанию абсолютной стойкости мнений.

Вероятно, к этим мнениям, предварительно установленным во время выборов, относится следующее размышление одного старинного английского парламентского деятеля: «В течение тех пятидесяти лет, что я заседаю в Вестминстере, я слышал множество речей. Весьма немногие из них заставили меня изменить свои мнения, но ни одна не изменила моего вотума».

В вопросах общего характера, касающихся, например, низвержения министерства, учреждения налогов и т. п., не существует никакой стойкости мнений, и потому тут могут действовать внушения вожаков совершенно так же, как в обыкновенной толпе. В каждой партии существуют свои вожаки, пользующиеся иногда совершенно одинаковым влиянием, отчего депутат подвергается иной раз противоположным внушениям и естественным образом обнаруживает нерешительность. Этим объясняется такая ситуация, когда порой депутат в какие-нибудь четверть часа меняет свое мнение, вотирует противоположным образом и прибавляет какую-нибудь статью к только что вотированному им закону, совершенно уничтожающую его значение. Так, например, только что отняв право у заводчиков выбирать и увольнять своих рабочих, депутат, вотируя поправку к этому закону, почти совершенно лишает его силы.