Рафаэлла Джордано - Твоя вторая жизнь, или Шанс все изменить

– Сколько всего нужно знать…

– Но теперь-то вы это знаете!

Вооружившись рекомендациями Клода, я изо дня в день старалась обеспечить полноценное присутствие себя самой в собственной жизни, хотя и ценой того, что мое теперешнее поведение иногда меня удивляло. Я, например, чистила зубы или жевала пищу при полном осознании того, что делаю. И все это обогащало меня новыми, очень интересными ощущениями, увеличивая остроту чувств. Я теперь лучше понимала выражение «промечтать свою жизнь». И соглашалась с тем, что можно быть сторонним наблюдателем собственного существования, но так никогда и не оказаться в том единственном и нужном месте, которое называется «здесь и сейчас».

Накануне Клод прислал мне эсэмэску, содержащую очень понравившуюся мне фразу:

Сегодня – это подарок. Именно поэтому он и называется «презент» [18] В переводе с французского языка слово présent означает также «настоящий момент», «настоящее время» ( грамм .). .

Чем прочнее эти новые идеи укоренялись в моем сознании, тем труднее мне было сдерживаться, когда я видела, что мое ближайшее окружение живет не по правилам.

И однажды меня прорвало:

– О нет, Себастьен! Никаких мобильников за столом! Это невыносимо, в конце концов! Мало того, что мы тебя совсем не видим, но даже когда ты дома, ты не с нами…

– Ну конечно же я с вами. Прости меня, жду важного звонка по работе, не нервничай.

– То есть ты хочешь сказать, что не обращаешь внимания на то, что ты ешь…

– Это неправда! Что за мысли у тебя в голове? Это все твой гуру!

Дыши спокойно. Не вступай в перепалку… Не нервничай… Сохраняй благожелательность …

– Совершенно верно! И сейчас, представь себе, я вплотную подошла к работе с собственным сознанием. Это полностью меняет жизнь!

– Интересно посмотреть, как это у тебя получается, – произнес он с иронией в голосе.

– О’кей, ловлю тебя на слове. Я как раз собиралась предложить тебе принять участие в одном интересном эксперименте…

– И что же он собой представляет?

– Скоро увидишь!

Я больше не произнесла ни слова, так как не хотела портить впечатление от сюрприза.

Вдохновившись методикой Клода, в основе которой были действия, имеющие исключительное педагогическое значение, я обнаружила в Париже поистине уникальное место, где Себастьен эмпирическим путем и на конкретных примерах сможет, я не сомневалась в этом, проникнуть в тайны того, как функционирует сознание. Я заранее предвкушала впечатление, которое произведет на него мой сюрприз, представляла лицо Себастьена, его удивленно-задорное выражение, всегда казавшееся мне таким сексуальным.

Но когда в назначенный день мы пришли и он понял, в чем заключается идея заведения, куда я его привела, он не на шутку разволновался.

– Что это ты придумала? – пробормотал он с такой недоверчивой миной, что я чуть было не запаниковала.

Неужели этот вечер вдвоем, который, по моей мысли, должен был стать настоящим праздником, закончится фиаско еще до того, как начнется?

– О нет, Себастьен, никаких возражений!

Мне, и только мне, предстояло поднять моральный дух нашей маленькой группы:

– Послушай, Себ, это будет супер, вот увидишь. Мы от души повеселимся.

Но группа в лице моего мужа призывам не вняла. Пока мы ждали официанта, который будет нас обслуживать, муж скептически разглядывал лобби, в котором мы находились, стараясь проникнуть в тайну тяжелых драпировок, скрывавших от нас место будущих «наслаждений». И в самом деле, они неуловимо напоминали вход в темный туннель, где во время ярмарочных представлений исчезают поезда-фантомы…

Наконец появился Венсан, наш официант, в чье полное распоряжение мы и поступили. Он попросил меня встать у Себастьена за спиной и положить руки ему на плечи. Потом он встал перед моим мужем, и Себастьен положил руки на его плечи. Похожие на гусеницу, мы отправились за портьеры.

Пространство за ними было погружено в полную темноту. Впрочем, эпитет «полная» слабо отражает сгустившуюся вокруг нас тьму. Художник, известный своими монохромными композициями, назвал бы ее ультрачерной. Я нервно хихикала, ощущая чуть заметное дрожание спины Себастьена, которому было явно не по себе.

Мы на ощупь нашли спинки стульев и сели в ожидании ужина вслепую. Признаюсь: в первые мгновения я тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Погруженная в кромешную темноту, с единственными пространственными ориентирами в виде звуков, раздававшихся вокруг нас, я чувствовала, как тоска медленно подкатывает к сердцу. Лишенная каких-либо внешних образов, цепляясь за стол, как утопающий хватается за соломинку, я спрашивала себя: неужели я выдержу здесь целых два часа?