Джеймс Райан: Погодите, как вы сказали? И другие вопросы жизненной важности

Я не слишком хорошо представлял себе, какой теме посвятить мою первую выпускную речь, и, не особо мудрствуя, пересказал, конечно, применительно к контексту, свое выступление на выпуске из школы. (Что греха таить, я пребывал в легкой панике.) Моя школьная речь посвящалась очень «оригинальной» теме под названием «Ценность времени» и представляла собой попурри из высказываний великих людей, которые я надергал из Bartlett’s Familiar Quotations [1] Bartlett’s Familiar Quotations – самый известный сборник с высказываниями великих людей, составлен Джоном Бартлеттом, впервые издан в 1855 году; в 2012 году опубликовано 18-е издание. Здесь и далее, если не указано иное, примечания редактора и переводчика. : вот что говорили о такой ценности, как время, Хелен Келлер [2] Хелен Адамс Келлер (1880–1968) – американская писательница, лектор и политическая активистка, в детстве лишившаяся зрения и слуха. Позже историю ее жизни драматург Уильям Гибсон положил в основу пьесы «Сотворившая чудо». , Альберт Эйнштейн, Йоги Берра [3] Йоги Берра, настоящее имя Лоуренс Питер Берра (1925–2015) – американский бейсболист, игрок Главной лиги бейсбола, впоследствии тренер и спортивный менеджер. На протяжении почти всей своей девятнадцатилетней профессиональной спортивной карьеры играл за клуб «Нью-Йорк Янкиз». и прочие. Перерабатывая эту литературную основу для своей речи на выпускной церемонии 2014 года, я понял, какую мысль так неуклюже пытался выразить 30 лет назад, когда окончил среднюю школу: мы не должны тратить свое время на страхи – бояться прошлого, будущего, неопределенности, новых идей и обстоятельств. Я и сейчас в этом убежден.

На второй год деканства я посвятил выпускную речь теме, столь же занимавшей меня на протяжении долгих лет, – греху недеяния. Я воспитан в лоне католической церкви, в детстве меня каждую неделю водили на мессу, и одно время в нашей местной церкви я даже прислуживал у алтаря. Католики, если кто не знает, очень тонко разбираются в разнообразных грехах и знают все про грех недеяния.

Мое личное знакомство с этим грехом произошло во время первой исповеди. Примерно за год до того – мне было тогда 11 лет – мы с приятелем нечаянно устроили небольшой пожар у нас на заднем дворе. Мы раздобыли увеличительное стекло и пытались с его помощью поджечь сухую листву. Когда наши попытки не увенчались успехом, мы решили слегка смочить неподдающиеся листья бензином. И эта задумка прекрасно сработала – да так лихо, что над нашим задним двором взметнулся высокий язык пламени. Мы с другом не растерялись и сумели вовремя сбить огонь – правда, при этом я сжег себе обе брови.

Тем вечером в ответ на расспросы родителей, не знаю ли я случайно, откуда у нас за домом взялась проплешина выгоревшей травы, я напустил на себя такой же недоумевающий вид, какой был у них.

«Надо же, как странно», – молвил отец.

Я тут же поинтересовался, что странного он в этом видит.

«Понимаешь ли, – ответил он, – я более чем уверен, что еще сегодня утром у тебя были обе брови».

Он больше ни словом не упомянул эту странную историю и не попытался надавить на меня, чтобы выпытать правду. Уверен, он решил, что рано или поздно я сам созн а юсь в содеянном. Что я и сделал. Но сначала я открыл правду нашему священнику и только потом, спустя долгое время, родителям.

Изначально я немного колебался, стоит ли признаваться в этом на своей первой исповеди. В моих глазах грех был довольно тяжелый, чтобы вот так с ходу признаться в нем, к тому же мне пришло в голову, что, по сути, я согрешил дважды: когда устроил пожар и позже, когда, как иногда выражаются политики, «не мог припомнить» об этом, когда родители расспрашивали меня.

Когда же мне пришло время идти к исповеди, я сначала спросил священника, что бывает, если не сознаешься во всех своих грехах. На самом деле мне хотелось выведать, какие у меня есть варианты. «Это тоже расценивается как грех, – сказал священник. – Грех недеяния». « Вот черт », – пронеслось у меня в голове, хотя, разумеется, вслух я этого богохульства не произнес. А священник тем временем объяснял, что если по каким-то причинам ты не поступил как должно, это ничуть не меньший грех, чем намеренно сделать что-то плохое.

Поначалу меня привела в смущение мысль, что можно согрешить, даже вообще ничего не сделав, но с годами я пришел к убеждению, что грех недеяния часто приносит больше вреда – как другим, так и лично тебе, – чем намеренные прегрешения. Разумеется, я верю и в то, что грех недеяния часто становится для нас источником самых горьких сожалений, и именно поэтому я в конце концов признался родителям в поджоге на заднем дворе. По этой же причине я решил посвятить греху недеяния выпускную речь на втором году работы деканом Гарвардской высшей педагогической школы. Я исходил из того, что студенты должны ясно отдавать себе отчет в том, чего они не делают.