Брене Браун: Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Как и в случаях с другими эпидемиями, мы так погрязли в борьбе за себя и свою семью, что просто не видим связей, которые позволили бы нам разглядеть картину целиком, на некоторой дистанции. Мы не осознаем, насколько проблема огромна. Нам кажется, что это наши личные проблемы, связанные с самооценкой, а не серьезный порок общества.

Чтобы стало понятнее, как мы переживаем стыд, я познакомлю вас со Сьюзен, Кайлой, Терезой и Сондрой. У меня была возможность проинтервьюировать их дважды – в начале исследования и спустя несколько лет после того, как они начали практиковать стратегии стыдоустойчивости. На всем протяжении книги их истории будут развиваться, служа важными примерами того, как действенно, но и трудно практиковать храбрость, сочувствие и соединение.

Сьюзен, когда мы встретились, еще не было тридцати. Она уже три года как вышла замуж, ее дочери исполнился год. Сьюзен работала специалистом по лечебной физкультуре, любила свою работу, но уже год сидела дома с ребенком. В семье стало туговато с деньгами, и Сьюзен решила выйти на работу на неполный день. В интервью она вспоминала тот момент, когда ей показалось, что она наконец-то нашла подходящую работу. Она говорит, что пришла в восторг. Ей не только предложили частичную занятость по специальности: в церкви, которую она посещала, оказалось свободное место для ее дочки в программе «День маминых дел». Сьюзен не терпелось поделиться хорошей новостью, и она позвонила старшей сестре. Но вместо того чтобы поздравить ее, сестра сказала: «Не понимаю, зачем ты ее вообще рожала, если не собираешься воспитывать». «Мне, – вспоминает Сьюзен, – как будто под дых врезали. Я задохнулась. Это был полный кошмар. Моя первая мысль: “Я – плохая мать”. В тот же вечер я решила отклонить предложение».

Когда я интервьюировала Кайлу, ей было около сорока пяти, за плечами – успешная карьера в рекламе. Она жила одна в большом городе на Восточном побережье. Отец Кайлы страдал болезнью Альцгеймера, и Кайла пыталась совместить работу с уходом за ним. Самой трудной проблемой стала начальница Кайлы, Нэнси. Кайла описывает Нэнси как «человека, которому никогда не станешь рассказывать о себе». Когда я попросила объяснить поподробнее, что она имеет в виду, она сказала, что Нэнси обладала удивительной способностью находить больное место – а значит, чем больше она знает про твою жизнь, тем лучше вооружена против тебя. Два года назад у Кайлы умерла мать, и та долго была подавлена, переживая эту потерю. Как-то она рассказала Нэнси о своей депрессии, и начальница открыто заговорила об этом при всех сотрудниках. И вот теперь, хоть Кайла и боялась коварства Нэнси, ей пришлось рассказать о ситуации с отцом, потому что поиск сиделки мог занять довольно долгое время, наверняка пришлось бы отпрашиваться с работы. Сразу после этого разговора Нэнси назначила совещание, где объявила, что Кайла отстраняется от проекта, который она вела. «Она посмотрела на меня и сказала, обращаясь ко всей группе: “Вы же знаете Кайлу. У нее вечно какие-то драмы”. Меня просто парализовало. Я застыла. Меня размазали. Неужели Нэнси права? Я правда такая психованная? Почему я такая дура, зачем ей рассказала?»

Когда я встретила Терезу, мать троих детей (младшему три, старшему одиннадцать), ей было тридцать пять. Ситуация, которую она описала, длилась не больше пяти минут, но накал страстей был огромный. Тереза стояла перед зеркалом и дико ненавидела свое тело. «Бывают такие дни, – рассказывала она, – когда ничего не подходит – я перемерила все джинсы». В ярости Тереза стала хватать себя за бедра с внутренней стороны, щипать жировые складки, свисавшие по бокам, там, где резинка бюстгальтера. Она выкрикивала: «Уродина! Я уродина!» Все это усугублялось тем, что дети в соседней комнате дрались из-за телевизора, а телефон звонил как оглашенный. Она заорала на детей: «Возьмите трубку, вы что там все с ума посходили! Оглохли, что ли!» Наконец она закрыла лицо ладонями и начала всхлипывать. Когда она подняла голову, то увидела рядом своего младшего. Он испуганно произнес: «Мамочка плачет. Мамочка, прости меня». При виде сына Терезу переполнили стыд и вина. Она сказала мне, что никогда не забудет того дня. «Иногда мне тошно от всего этого: от моего тела, от детей, от дома – от всей жизни. У меня в голове есть картинка того, какими я хочу видеть себя и свою жизнь, но реальность всегда не дотягивает. Бывают моменты, когда мне так стыдно, что я это вымещаю на детях».