Филип Зимбардо - Как побороть застенчивость

Двадцатишестилетний молодой человек, представитель среднего класса, обнаружил, что по мере того как у него проходит застенчивость, выявляются лежащие в ее основе страхи и неприязненное отношение к другим:

«Чем более во мне растет самоуважение, тем более я теряю уважение к другим. Вместо того чтобы бояться людей, я пришел к тому, что считаю большинство из них бестолковыми. У меня есть несколько друзей, главным образом моих бывших одноклассников, но мне больше не по душе общаться с ними и разделять их ценности. Они стараются работать там, где побольше платят, а на досуге болтаются по барам, чтобы подцепить девчонку на вечерок. Вся их жизнь – кайф, секс и дешевые боевики».

А вот откровения одной молодой женщины, посещавшей наш семинар:

«Ванная комната была для меня островком фантазии. Я там сидела, глядя в зеркало и переживая тысячу разных ролей. Я могла этим заниматься часами. Но я понимала, что это дело недостойное и я, вероятно, просто никчемное создание. Это меня огорчало. Тогда я представила себе, что за зеркалом установлена скрытая камера и Джимми – парень, который мне нравился – может меня видеть. Он может смотреть на меня или нет – как захочет, но всегда есть вероятность того, что он смотрит. Я спросила себя, что я буду при этом ощущать и понравится ли Джимми то, что он увидит, если я не смогу оторваться от зеркала. Ради Джимми я решила изменить свое поведение. Это меня успокоило, и теперь я не чувствую себя виноватой, когда, оставшись дома одна, все-таки порой возвращаюсь в свой мир фантазии».

Эгоцентрическая природа застенчивости также выступает в рассказе одной женщины, с которой я работал. Она стремилась и избежать и добиться внимания со стороны окружающих:

«Я всегда очень нерешительна на танцах. Однако стоит мне только преодолеть свою скованность и начать танцевать, как я чувствую себя великолепно. Сначала я ощущаю себя скованной и неуклюжей и чувствую, что могу стать объектом насмешливых взглядов, но когда я танцую, мне кажется, что я делаю это лучше всех и достойна восхищения. Мой психиатр сказал, что это скорее продиктовано не чувством неполноценности и униженности, как мне всегда казалось, а стремлением превзойти всех остальных».

Недавно заведующий главной студенческой медицинской службой рассказал мне, что ежегодно около 500 студентов (а это 5 % от общего количества обучающихся) обращаются за помощью в связи со своей особой проблемой. Они чувствуют себя одинокими. Каждый получает индивидуальную психотерапевтическую помощь в соответствии с тем, на что, по мнению психотерапевта, указывает это ощущение. Заведующий полагал, что традиционный фрейдовский психоанализ едва ли мог бы помочь хоть в одном из этих случаев. Сталкиваться, как правило, приходилось с вполне осознанными житейскими проблемами, с которыми Эго должно ежедневно справляться в жизни каждого человека.

«А представьте себе, что все 500 студентов явились к вам в один день, – сказал я. – Каков тогда будет диагноз и какие методы изберет психотерапевт?» – «Мы позовем декана или директора общежития и спросим, что у них там происходит, что вызывает такую массовую реакцию», – был ответ.

«Значит, когда студенты к вам приходят поодиночке, вы каждого спрашиваете, что с ним не в порядке, и не спрашиваете, что там у них происходит?» – «В общем, да».

Из сказанного ясно, что корни застенчивости следует также искать в экологии социального Я . Ошибка моего собеседника сродни той, которую допускают психиатры, психологи, терапевты, криминалисты – все те, кто анализирует, расследует, лечит и судит человека, недооценивая силу обстоятельств. Ниже мы рассмотрим вопрос о влиянии некоторых внешних сил, не подвластных человеку.

Вэнс Паккард в книге «Нация незнакомцев» утверждает, что географическая мобильность стала типичной особенностью американской семьи. «Средний американец примерно 14 раз в своей жизни меняет место жительства, – пишет Паккард. – Каждый год примерно 40 млн американцев переезжают на новое место». Более половины из 32 млн человек, живших в сельской местности в 1940 г., в последующие два десятилетия снялись с насиженных мест. Для многих мест (университетские городки, поселки при предприятиях) и многих профессий (летчики, стюардессы, кочующие сезонные рабочие) переезд – естественное перманентное состояние.

Как следствие, считает Паккард, – «значительный рост числа граждан, утративших ощущения общности, идентичности и преемственности. Результат этой утраты – потеря ощущения благополучия как отдельными людьми, так и всем обществом». А как же дети? Что ощущают миллионы несовершеннолетних, вынужденных путешествовать, когда никто на это даже не спрашивает их согласия? Какую цену платят они за оборвавшуюся дружбу, перемену мест и столкновение с неизвестностью? И потом, кто заменит бабушку, от которой пришлось уехать?