Зигмунд Фрейд - Таинство девственности (сборник)

После этого случая ему стало известно мнение товарищей, что учитель для примирения ждет от него денег. К этому мы вернемся позже. Могу себе представить, какое большое значение это имело бы для рационалистического взгляда на такую историю болезни, если бы можно было предположить, что весь страх перед волком в действительности исходил от учителя латинского языка с такой фамилией, что он был проецирован обратно в детство и вызвал при посредстве иллюстрации к сказке фантазию о первичной сцене. Но с этим согласиться нельзя; первенство фобии волка во времени и перенесение ее в детские годы в первом имении установлены с несомненностью. А сновидение в четыре года?

Ш. Ференци. Об образовании преходящего симптома во время анализа // Центральная газета по психоанализу, 1912, с. 588.

Совокупление сзади, подобно животным (лат.). – Примеч. перев.

«Шесть» или «семь» значит во сне: «шесть» – число съеденных детей, «семь» – что седьмой прячется в часовой ящик и спасается. Строгий закон толкования сновидения сохраняет свою силу, каждая деталь получает свое объяснение.

После того как нам удался синтез этого сна, я хочу попробовать изложить в ясной форме отношение явного содержания сновидения к скрытым его мыслям.

Ночь, я лежу в своей кровати. Последнее является началом репродукции первичной сцены. «Ночь» представляет собой искажение вместо «я спал». Замечание «я знаю, что была зима, когда мне это приснилось» и «ночь» относится к воспоминанию о сновидении и не входит в его содержание. Оно вполне верно: это была одна из ночей, ближайших ко дню его рождения, т. е. к Рождеству.

Вдруг окно само распахнулось. Это нужно понимать – «вдруг я сам просыпаюсь», воспоминание о первичной сцене. Влияние истории о волке, в которой волк вскакивает через окно, оказывает свое модифицирующее действие и превращает непосредственное выражение в обратное. Введение окна служит одновременно для того, чтобы переместить в настоящее время следующее содержание сновидения.

В сочельник вдруг открывается дверь и появляется елка с подарками. Здесь сказывается, таким образом, влияние реального рождественского ожидания, которое включает в себя сексуальное удовлетворение.

Большое ореховое дерево заменяет елку, т. е. относится к реальности; кроме того, еще дерево из истории о волке, на которое взбирается преследуемый портной и под которым его стерегут волки. Высокое дерево является также, как я в этом часто убеждался, символом наблюдения (вуайеризма): если сидишь на дереве, можешь видеть все, что происходит внизу, а сам остаешься невидимым. Ср. известную историю Боккаччо и др.

Волки. Их число: шесть или семь. В истории о волке появляется целая стая, без указания числа. Определение числа указывает влияние сказки о семи козлятах, из которых съедено шесть. Замена числа «два» в первичной сцене несколькими, что было бы абсурдно в первичной сцене, желательно сопротивлению как средство искажения. В сделанном к этому сну рисунке сновидец подчеркнул число «пять», исправляющее, вероятно, указание: была ночь.

Они сидят на дереве. Вопервых, они заменяют висящие на дереве рождественские подарки. Но они также помещены на дерево потому, что это может означать: они глядят. В истории деда они находятся под деревом. Их отношение к дереву превращено, следовательно, во сне в обратное, из чего приходится заключить, что в содержании сновидения имеют место еще и другие превращения латентного материала.

Они глядят на него с напряженным вниманием. Этот признак происходит всецело из первичной сцены, за счет полного превращения в сновидении.

Они совсем белые. Эта несущественная сама по себе, но резко подчеркнутая в рассказе сновидца черта своей интенсивностью обязана значительной спайке элементов из всех слоев материала и соединяет второстепенные детали других источников сновидения со значительной частью первичной сцены. Это последнее детерминирование исходит из белизны носильного и постельного белья родителей; сюда же относится белизна овечьих стад, собак, пастухов как намек на его сексуальное наблюдение за животными; белизна присутствует и в сказке о семи козлятах, в которой мать узнают по белизне ее руки. Ниже мы поймем, что белое белье является также намеком на смерть.

Они сидят неподвижно. Этим высказывается противоречие со странным содержанием виденной сцены, с подвижностью, которая, благодаря связанному с ней положению, соединяет первичную сцену с историей о волке.