Сначала я обучался индивидуальной психоаналитической психотерапии, работая в то же время психиатром в госпитале Моудсли в Лондоне. Впоследствии я приобрел навыки психодраматиста. Эти две формы психотерапии, как мне казалось, принадлежат к абсолютно разным лагерям, как по своей философии, так и по теоретическим и практическим взглядам. Видимо, поэтому в течение нескольких лет я применял их изолированно друг от друга. А может быть, я просто посчитал, что так легче и удобнее следовать советам и инструкциям моих столь разных учителей и наставников.
Аналитическая психотерапия не допускает таких действий, как взаимные прикосновения пациента и аналитика в процессе работы или установление между ними дружеских отношений. Подобное поведение называется отыгрыванием (acting–out) и считается непродуктивным для терапевтического процесса (Sandler et al., 1973).
Как молодой профессионал, я ценил безопасность, которую предоставляли мне правила, регламентировавшие отношения «пациент–терапевт»: они вполне подходили как для моей практики врача, так и для работы психиатра. Кроме того, психоанализ предложил мне хорошо разработанную концепцию психологии разума и эмоциональных нарушений, ясность и логичность которой привлекала меня как нейропсихолога со сложившимся мировоззрением.
С другой стороны была психодрама, драматичная по самой своей природе. В ней поощряются действие и движение. В самом деле, статичную психодраматическую сессию, в которой преобладают разговоры, можно считать неудачной. Я наслаждался волнением драмы. Между членами группы могли беспрепятственно развиваться человеческие отношения. Я считал такую открытость полезной и поддерживающей.
Вряд ли теперь может показаться удивительным мое стремление изолировать в своей клинической практике эти два мощных вида терапии.
Долгое время я считал себя в первую очередь психиатром и психотерапевтом аналитической ориентации. Психодрама снабжала меня пищей для личностного развития и новых терапевтических идей, и я даже проводил психодраматическую работу с группами молодежи в одной из клиник (Holmes, 1984, 1987). Однако настал момент, когда я решил получить серьезные навыки психодраматиста у Марши Карп и ее мужа, Кена Спрага. В теории и практике Марша была последовательницей своих учителей, Дж. Л. Морено и Зерки Морено (вероятно, она также испытывала некоторое влияние Карла Роджерса).
Здесь, в Холвелл–центре, разговоров о теориях психоанализа было немного. Действительно, Дж. Л. Морено был глубоким антагонистом по отношению к 3. Фрейду, его последователям и большинству его теорий. Такое отношение к психоанализу разделяло множество его учеников, и это сразу бросалось в глаза.
Пока я проходил практику в качестве психодраматиста, во мне окрепла вера в силу техник и методов психодрамы. Тем не менее, мое понимание метапсихологических теорий Морено оставляло желать лучшего. Я оставался психоаналитиком, которому довелось вести психодраматическую группу.
Со временем я открыл, что многие мои психоаналитические навыки и знания весьма полезны в моей клинической практике в качестве ведущего психодрамы. Я также обнаружил, что в моей клинической работе произошел значительный философский сдвиг в сторону гуманистического (а не исключительно медицинского) подхода к процессу лечения. Словом, все больше и больше выри–совывалась необходимость развития собственного интегрированного взгляд на психодраму и психоанализ.
Я с удовольствием и не без удивления обнаружил, что мои тренеры, коллеги и друзья по психодраматическому движению поддержали меня в этом. Сейчас я чувствую свои обязательства перед теорией и клинической практикой обоих терапевтических лагерей, и поэтому, когда предоставляется удобная возможность, работаю и как индивидуальный терапевт–психоаналитик, и как психодраматист.
Эту книгу можно назвать одним из следствий той самой частной поездки.
Читатель удивится, найдя постскриптум в самом начале книги. Ну что ж, психодрама по своей природе склонна к неожиданностям.
Эта книга была написана в Мехико, в тот период, когда я был лишен регулярных контактов с британской психодрамой. Вернувшись в Британию, я перечитал окончательный вариант рукописи и вновь пришел к выводу, что представленные в ней теории охватывают лишь небольшую часть имеющегося богатства психодраматических процессов.
Книга отражает мой вполне конкретный и, может быть, порой надрациональный подход к пониманию психики. К примеру, в тексте можно найти лишь намеки на применение символизма и мифов в психодраме и на те аспекты межличностных отношений, которые существуют в любой группе и напоминают глубокие, но мощные подводные течения. На самом деле все это важные стороны магии психодрамы, которые нельзя игнорировать, если рассматриваешь весь процесс в целом.
Читать дальше