Роберт Уилсон - Новая инквизиция

Так вот, когда два человека одинакового роста и комплекции заходят в "комнату абсурда" и направляются к противоположным стенам, наблюдатель сталкивается с интересным и поучительным явлением, которое, на мой взгляд, родственно "паранормальным" явлениям и явлениям НЛО. Мозг наблюдателя "видит", что один человек "чудесным образом" вырастает в великана, а другой "сжимается" до размеров лилипута. Вероятно, мозг, считающий комнату обычной, упорно цепляется за эту программу, даже если ему приходится ошибочно считать новые события сверхъестественными.

Более тонкие и тревожные вопросы возникают, когда мы начинаем анализировать языковую структуру системы метафор.

Декарт, пытавшийся (или делавший вид, что пытается) поставить под сомнение абсолютно все, не сумел справиться с высказыванием "Я думаю, следовательно, я существую", поскольку жил задолго до XIX века с его лингвистическими открытиями. Ницше, получивший образование филолога до того, как стать философом, угрозой для общества или безумцем, говорил, что Декарт не смог поставить под сомнение это высказывание потому, что знал только языки индоевропейской группы. (По традициям этой группы языков перед глаголом обязательно должно стоять существительное, то есть действие должно быть связано с неким якобы обособленным и конкретно материальным Деятелем).

Наличие лингвистических структурных факторов не только позволяет понять, почему даже гений не сможет дословно перевести стихотворение с родного языка на другой, но и может объяснить некоторые великие конфликты в истории философии. Профессор Хью Келлер предложил интересную гипотезу: Декарт, размышляя на французском языке (который в те далекие времена имел гораздо больше общего с латынью, чем сейчас) о большом красном яблоке как об "ипе ротте grosse et rouge", пришел к выводу, что ум движется от общего к частному, а Локк, думая на английском языке о том же пространственно-временном событии как о "a big red apple", решил, что ум движется от частного к общему.

Смысл китайского выражения, дословный перевод которого на русский язык звучит как "нефрит/солнце+луна", доходит до нас только в том случае, если мы знаем, что "солнце+луна" значит, кроме всего прочего, "яркость". В результате мы получаем "яркий нефрит" или "блестящий нефрит". Тогда в выражении "ученый/солнце+луна" мы сразу же узнаем метафору "блестящий ученый". Тем не менее, выражение "сердце+печень/солнце+луна" становится камнем преткновения и источником головной боли для любого переводчика, который впервые сталкивается с Конфуцием.

Даже китаец, читая этот абзац по-русски или по-английски, может заново открыть для себя поэтичность родного языка, если задумается, почему термин Конфуция так трудно перенести из одной культуры в другую. Точно так же русский может проникнуться поэтичностью родного языка, если попытается перевести на какой-нибудь другой язык словосочетания "милостиво повелевать соизволил", "кисть дает" или "урежьте марш".

А слово "материя", этот идол материалистов-фундаменталистов? Это тоже метафора, допотопное иносказание, связанное со словами "метр", "мерять" и "мера" (и, как ни странно, "мать"). Какой-то таинственный "закройщик" некогда придумал это метафорическое существительное для объекта своих измерений. Точно так же из восприятий, которые Ницше называл "этот лист", "тот лист" и "следующий лист", а семантики называют лист1 лист2, лист3 и т. д., было создано существительное, или иносказание, о "листе" вообще и конкретном "листе".

Говорят, даже Платон верил, что "лист" на самом деле где-то существует. Вот так и материалисты верят (или делают вид, что верят), что "материя" где-то существует. Но никто никогда не ощущал ни эту иносказательную и абстрактную "материю", ни так называемый "лист". Человеческий опыт ограничен и складывается из измерения1, измерения2, и т. д.; листа1 листа2, листа3 и т. д. Таким образом, существительные -- это традиции кодировки, метафоры.

Если "материя" -- это метафора, как быть с "пространством" и "временем", в которых можно совершать движение или находиться неподвижно?

Несложно увидеть, что это также метафоры, которые современная физика после Эйнштейна заменила более удобной и элегантной метафорой "пространство-время"; и эта новая метафора, которой я оперирую в данной главе, понятна даже тем, кто больше привык к старым, обособленным друг от друга существительным "пространство" и "время".

Традиции кодировки, или системы метафор, которые делают нас людьми, в антропологии называются "культурой". В науке такие системы называются моделями; иногда несколько моделей соединяются в одну сверхмодель, которая называется парадигмой. Класс, в котором содержатся все классы метафор, называется эмической реальностью (этот термин ввел в обиход д-р Гарольд Гарфинкель, построивший на основе подсистем антропологии и социальной психологии метасистему этнометодологии), экзистенциальной реальностью (термин экзистенциалистов) или туннелем реальности (термин д-ра Тимоти Лири -- психолога, философа и разработчика программного обеспечения).