Ася - Шум

Умеренное лето, моё любимое время года, а я целыми днями только и делаю, что ем, иногда вызываю рвоту, ненавижу своё тело, а ещё больше – свои мысли и отсутствие силы воли. Я существую непонятно, зачем? Для кого? Как победить свои инстинкты к еде? Как победить саму себя? Как выйти из этой клетки? Да и бороться с собой уже надоело. Надоело худеть, следить, контролировать, всё надоело. После очередного семейного ужина в 9 часов вечер, чувствуя ужасное переедание, я ушла к себе в комнату, предварительно прибравшись на кухне, закидывая что-нибудь из остатков на тарелках во время мытья посуды. Я понимала, что я больше не могу так жить. Не было сил. Я сдалась, признавшись себе же в нежелании продолжать всё это. Продолжать вариться в чувстве стыда, ненависти, отчаяния и беспомощности, бессилия. Очень хорошо, что днём шёл дождь, соответственно, на улице было сыро, влажно. Я пришла в комнату, тщательно убралась в ней, сделал макияж впервые за последние месяца 2, надела свежую одежду, которая хоть как-то скрывала мой живот, распустила свои шикарные волосы и пошла гулять по сырым деревенским улицам. Я вдыхала эту свежесть так, как будто кто-то заберёт у меня этот запах через час или два. Я внимательно прислушивалась к каждому звуку. Лающие собаки, шелест листьев от массивных деревьев, громкие разговоры мужиков за некоторыми заборами, шум от машин, редко проезжающих по лужам, разбрызгивая лужи на обочины, стекающие капли с крыш, с навесов. Я жадно впитывала любые проявления жизни в окружающем мире. Со слезами на глазах, я понимала, это последний раз, и плакать хотелось еще больше. Спустя некоторое время, вернулась домой. Обмолвилась с сестрой несколькими фразами, стараясь запомнить и получше разглядеть её лицо. Хотелось обнять её, но тогда она бы всё поняла. И я сделала это мысленно. Мне так хотелось заплакать прямо при ней, но я ушла в комнату. Дождавшись, пока все уснут, я тихонько вышла из дома. Зашла в сарай, нашла верёвку и зашла за дом. На то самое место, где периодически прочищала себе желудок. Там стояла конструкция из досок, в виде стола, а сразу над ней – прочный железный столб, предназначенный для опоры газовой трубы. Я совершенно не помню, как я туда залезла. Помню только, что завязать верёвку в темноте было сложно. Всё это время меня сопровождала чувство усталости, проигрыша и безразличия. Именно это я чувствовала, стоя на том деревянном столе, с удавкой в руках. Мне даже не хотелось плакать. Сил и эмоций на слёзы просто не осталось. Я не думала ни о маме, ни о сестре, как это было в прошлом при мыслях о суициде. Не было жалости к любящим меня людям. Я просто хотел избавить себя от внутренних мучений, моральных мучений, ни для кого не заметных мучений, но разъедающих как кислота, изнутри. Спустя минут 5 размышлений, верёвка была уже на шее. Это невероятно сложно, страшно. В один миг я почувствовала обиду за свою жизнь, за такой исход, но, чем дальше, тем сложнее контролировать свой вес, а толстой я быть не хочу. Так просто взять и спустить ноги со стола. И я убираю ноги, верёвка сильно давит на шею, в голове начинает шуметь, кровь скапливается в голове, она резко краснеет. Звуки почти не слышно, и только голос внутри: «Разве тебе не интересно, что будет дальше?» Да! Чёрт возьми! Мне так интересно! Я хочу жить. Понимая, что происходит, я судорожно ищу ногами стол, чтобы вдохнуть, чтобы передумать и жить дальше из-за любопытства. Как же глупо умирать из-за того, то я толстая. Ногами нащупав стол, я встала и вдохнула. Радовалась ли я этому вдоху? Нет. Я даже не смогла умереть. А желание увидеть жизнь за пределами маленькой деревни – это всего лишь инстинкт самосохранения. Но, по итогу, я выбрала жизнь. Совершенно нерадующую меня жизнь. Такую же, как и час назад, месяц назад. Я снова продолжала борьбу с постоянным желанием жрать как слон, потом борьбу с мыслями о последствиях для моей фигуры. И не думать об этом всём я не могла. Когда мама замечала мои слёзы после еды, то говорила просто «Так не жри и всё, что сложного?». А на лице у неё ярко выражалась эмоция отвращения. Но я не могла не «жрать». Уже тогда я была больна, хотя и не понимала этого. И никто из взрослых не понимал, не видел или не хотел видеть. И мне так жаль, что я не обратилась за помощью уже тогда. Жалко и обидно. До слёз обидно.

Время шло, впереди экзамены и выпускной. Я так долго мечтала купить себе шикарное платье на выпускной, а купила то, в котором не видно моего живота. При этом, мой вес был в районе 70 килограмм. Я была примерно в полтора раза толще своего парня. Но в душе, мне так хотелось быть маленькой, миниатюрной, слабой. А снаружи я была тучной круглолицей бабой. Я пригласила на свой выпускной Сашу. Мы отвратительно смотрелись вместе. Я была выше его на целую голову и намного шире. На мне было шикарное платье, на которое я сама же и заработала, а он пришел в рубашке без пуговицы. Мне было так стыдно и за него, и за себя. Со мной должен быть крупный мальчик, старше Саши, выше Саши, шире Саши. И, несмотря на нашу разницу в возрасте, я чувствовала себя умнее его. Бывало, я видела в нём ребёнка, которого хотелось что-то объяснить. Я не чувствовала силу рядом с собой. Я чувствовала ребёнка. Он был очень мне симпатичен, но я понимала, что найти мальчика в Барнауле не составит труда, конечно, если я похудею. А, как выяснилось позже, он собирался ехать со мной. Через некоторое время мы расстались. Он стал таким навязчивым, приходил и сидел у меня в комнате по полночи, приходил накануне экзаменов, когда мне нужно было выспаться. Когда я написала ему, что расстаёмся, то он опять пришёл ко мне посреди ночи, пьяный, плакал. Это в моём понимании не мужчина. Мне так казалось. Он был жалок, не уверен в себе, но молод и симпатичен. Наверное, я просто видела в будущем более перспективного человека, нежели плачущего мальчика, отдающего всю заработную плату своей маме. Мне кажется это неправильным. Но в любом случае, я безумно благодарна Саше, ведь он сделал из меня настоящую девушку, что было очень важно для меня.