Майкл Хебб - Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить

Я спросил Аманду, не думает ли она, что публичный траур – это слишком. В конце концов, не могу представить, что я хотел бы постоянно находиться в окружении людей сразу после смерти близкого человека. Не говоря уже о том, чтобы сидеть за столом и разговаривать с каждым из длинной очереди скорбящих. Как насчет пространства для личного горя? «Я определенно чувствую, что иногда это слишком, – ответила Аманда. – Как быть, если нужно поплакать в одиночестве? Если не хочешь быть окруженной всеми этими людьми? Если приходится тратить все свои силы, которых и так нет, на попытки вести себя уважительно по отношению к посетителям? Бывали случаи, когда я ощущала, что члены семьи не хотят всего этого. Они кивали, пожимали руки, но на самом деле были в этот момент где-то далеко. Думаю, что культура пересиливает их личные предпочтения. Ведь поддержка общины в этом случае может иметь значение, недоступное скорбящему.

Возможно, в горе не сознаешь, как важно ощущать чужое плечо, не быть в одиночестве. Но позже обязательно оценишь это».

Когда Кора внезапно потеряла брата (ему было всего сорок два года), ею овладело желание присоединиться к нему. Горе было так велико, что даже муж и дети не могли отвлечь ее. Сила скорби Коры пугала людей: они беспокоились за ее психическое здоровье. «В нашей культуре нет места для этих темных чувств и такой глубокой печали», – писала она.

Кору держала на плаву поговорка: «Ты скорбишь ровно с той же силой, с какой любишь». Именно это она и ощущала. В других культурах с пониманием относятся к желанию последовать за умершим. Кора подчеркивала, что на Ближнем Востоке распространенными словами утешения считается фраза «не умирай с мертвыми», которая подразумевает, что человек, конечно, хочет умереть вслед за своим близким, но не стоит делать этого.

Кора хотела, чтоб другие люди понимали, насколько мрачным становится мир и что это нормально. В трогательной статье для Huffington Post она писала: «Ваша боль нормальна, социально приемлема и даже описана в культурах, менее подверженных страху, чем наша. Если вы скажете, что хотите умереть, я не забью тревогу, а вместо этого отвечу: «Я знаю». Конечно, именно этого вам и хочется».

Мы пытаемся вытащить людей из пучины горя, потому что это страшно, и страшно видеть такое.

Мы по природе – делатели, мы стремимся исправлять вещи. Но нет никакого способа исправить горе.

Раввин Сьюзан Голдерг, или просто «ребе Сьюзан», – бывший хореограф, мать и руководитель одной из синагог на юге Калифорнии. А еще она послужила прототипом для героини сериала Netflix «Очевидное» ( Transparent ). Когда я разговаривал с ребе Сьюзан, она призналась, что узнала много о горе, просто слушая людей, которые переживали его. Слушать кого-то означало также понимать язык тела, и танцевальное прошлое Сьюзан особенно помогало в этом. Она прекрасно осведомлена, как горе влияет на нас на физическом уровне. Людей поражает то, как сильно они устают. Нужно беречь силы, чтобы иметь возможность глубоко окунуться в горе.

«Еще я заметила, что люди говорят о своего рода «волнах горя», – говорила Сьюзан. – Я сравниваю их с океанскими волнами. Кажется, так людям проще воспринимать эти приливы и отливы. Горе проходит сквозь вас, и порой кажется, что эта волна печали никогда не закончится, настолько она велика и всеобъемлюща. Но в конце концов горе уходит дальше. Тогда вы ощущаете, что вам дана передышка. А потом приходит чувство вины. В голове возникают вопросы: «Почему я больше не скорблю? Разве я должен ощущать облегчение оттого, что горе отступило?» Сьюзан учила людей не цепляться за горе, а просто наблюдать, как оно проходит.

Другая вещь, которую человек ощущает на физическом уровне – это гнев. Сьюзан всегда старалась поговорить со всеми членами семьи, чтобы объяснить им, что злость – это лишь часть процесса скорби.

Гнев выражается в глупых мелочах, человек, например, может злиться, потому что не находит свою обувь. Нужно, чтоб все понимали: в первое время речь идет не об обуви. Просто нервы людей обнажены.

Я считаю важным подчеркнуть, что хотя я выступаю за то, чтобы больше говорить о смерти, и убежден, что это существенно улучшит наши жизни, но все же разговоры о смерти не спасают от горя. Меган Дивайн, которая много пишет и обсуждает смерть, выразилась весьма красноречиво: «Принятие факта смерти не делает саму смерть нормой». Люди, переживающие утрату, рассказывали ей, что все речи в стиле движения «позитивного отношения к смерти» (в основе которого лежит вера, что смерть – это естественный и здоровый процесс) порой не помогали, а пролетали мимо. Существует огромная пропасть между «говорить о смерти» и «в действительности потерять человека и скорбеть о нем».