Анастасия Пилипенко - Человек безумный. Самые распространенные психические заболевания - от первых опытов лечения до современных клинических случаев

Мыслители эпохи Ренессанса часто обращались к античным трудам, не оставляя попыток выяснить истоки развития шизофрении.

Феликс Платер (1536–1614 гг.), швейцарский медик эпохи Ренессанса, отмечал, что многие талантливые люди были помешанными: они совершали странные, порой неприличные поступки, испытывали нелепую страсть к похвале. Платер изучал всё многообразие душевных болезней, посещая монастырские кельи, подвалы, тюрьмы и другие места заключения беспокойных больных. Его «Наблюдения» (1614 г.) – являются выдающимся трудом медицины начала XVII в.

Стоит отметить, что Платер был придворным врачом князей и дворян, профессором медицины, затем ректором Базельского университета. Он разработал первую классификацию психических расстройств, где четко разделил экзогенные и эндогенные психозы . Так Феликс Платер определяет психоз: «Помешательство (или галлюцинация), называемое также paraphrosyne, состоит в том, что (люди) воображают вещи, которых нет, или же о тех вещах, которые имеются налицо, высказывают извращенные суждения и плохо помнят все вообще или отдельный какой-нибудь предмет, причем описанные расстройства наблюдаются у них в мыслях, или в речах, или в действиях». Паскаль отмечал, что величайшая гениальность граничит с полнейшим сумасшествием. Гекарт, соглашаясь с этим утверждением, издал в 1823 г. свои наблюдения под названием: «Стултициана, или Краткая библиография сумасшедших, находящихся в Валенсъене, составленная помешанным».

С развитием естественнонаучного подхода в лечении психических заболеваний появляются специализированные изоляторы для содержания душевнобольных. «В большинстве европейских городов на протяжении всего Средневековья и Возрождения существовали особые места лишения свободы, предназначенные для сумасшедших, – как, например, Шатле в Мелене или знаменитая каннская Тур-о-Фу, Башня дураков; таковы же бесчисленные немецкие Narrenturm», – как пишет уже известный вам Мишель Фуко.

Первые больницы такого типа возникли в Испании в XV в., позже – в Германии, Швейцарии и Швеции. Конечно, речь шла не о лечении, а о проведении вполне реальных границ между миром «здоровых» людей и шизофреников. Люди содержались в грязи, в оковах, темных камерах. Антисанитария, высокая смертность и жестокие методы лечения (обездвиживание, телесные наказания) – ничем не отличали больницу от тюрьмы. «Мы запираем этих несчастных созданий словно преступников в сумасшедшие дома, в эти вымершие тюрьмы за городскими воротами, где в глухих расщелинах поселились совы, и оставляем их там загнивать в собственных нечистотах», – с болью отмечал немецкий психиатр Иоганн Христиан Рейль.

Здания некоторых больниц для душевнобольных сохранились по сей день. К примеру, в строении Башни дураков, Narrenturm (от нем .: Narr – сумасшедший, Turm – башня), старейшей в Европе лечебнице, в настоящее время располагается патологоанатомический музей, относящийся к кампусу Венского университета. Как же происходит это признание человека безумцем? Через некое косвенное негативное восприятие, боковое зрение, мгновенное рассуждение. Ф. Буасье де Соваж, яркий представитель французской психиатрии XVIII в., задавался вопросами классификации психических расстройств, той тонкой грани между нормой и патологией. В своей известной работе «Методическая нозология» он отмечал: «Когда человек ведет себя сообразно знаниям, доступным здравому разуму, достаточно лишь обратить внимание на его жесты и движения, на его желания, речи и рассуждения, чтобы обнаружить связь между всеми его действиями и цель, к которой все они направлены». Когда же речь идет о безумце, «ему не обязательно строить ложные силлогизмы, чтобы обнаружить подверженность свою галлюцинациям либо бредовым состояниям; его заблуждение и галлюцинация заметны сразу, ибо действия его не согласуются с поведением других людей».

В XVIII в. безумцы распознаются врачами мгновенно и уверенно. При этом понятие безумия покрыто неопределенностью, не ясно до конца. Эта инаковость была одновременно так далеко и так близко.

Декарт, говоря о помешанных, твёрдо знал, что сам он не таков, соотнося увиденные им клинические симптомы со своим мироощущением. М. Фуко пишет: «Декарт, следуя путем сомнения, обнаруживает, что безумие сродни сновидению и заблуждению ума во всех его формах. Нет ли в возможности оказаться безумным опасности лишиться собственного тела – подобно тому, как окружающий мир может исчезнуть в заблуждении ума, а сознание – забыться сном? И каким образом мог бы я отрицать, что эти руки и это тело принадлежат мне, иначе как приравняв себя к каким-то безумцам, мозг которых настолько помрачен парами черной желчи, что они упорно считают себя королями, хотя очень бедны, или одеты в золото и пурпур, хотя совершенно наги; или имеющими хрупкую голову, или же сделанными из стекла?»