Мы начинали обсуждать ее восприятие каждого эпизода, и Людмила призналась, что в течение всего дня чувствовала себя виноватой. Это вина, которая, по ее словам, «сваливается в один большой ком», от которого невозможно увернуться, – вина перед родителями за то, что нет возможности быть рядом с ними; перед дочерью за то, что не сдержалась и накричала (и вообще за то, что не получается уделять ей достаточно внимания); перед домашним любимцем за то, что не позаботилась; перед начальником и сослуживцами за то, что подвела; в конце концов, перед самой собой за то, что жизнь проходит в суете, не остается времени и сил, чтобы сделать паузу, разобраться в себе.
Мне показалось, что далеко не во всех ситуациях речь шла действительно о вине. Мы попробовали для начала разобраться с ее чувствами по отношению к начальнику. На вопрос, действительно ли Людмила испытывает перед ним вину, она ответила утвердительно. «Получается, вы сочувствуете начальнику? Вам его жаль?» Задумавшись на некоторое время, она кивнула и сказала с трудом: «Ну да, его можно пожалеть, весь отдел на нем, да и в семье, кажется, проблемы». Когда я обратила внимание на то, что Людмиле пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказать об этом, она вновь задумалась, но в конце концов согласилась со мной. И добавила неожиданно: «Я как бы уговариваю себя».
Спустя некоторое время Людмила пришла к выводу, что нисколько не жалеет начальника, да и вины перед ним у нее, пожалуй, нет. Как и перед сослуживцами. Может быть, виновата она была в тот день только перед своей ближайшей коллегой, с которой тесно общалась, но та, по словам Людмилы, как раз совершенно не расстраивалась, по крайней мере, не подавала виду.
То, что Людмила чувствовала по отношению к другим коллегам, – это скорее чувство неловкости и неуверенности, которое вызвано хронической боязнью осуждения. Ей никогда не угрожали увольнением, однако Людмиле было важно оставаться в восприятии коллег хорошей сотрудницей, которая никогда не ошибается.
Она пришла к выводу, что вина перед коллегами серьезно отличается от вины перед родителями, дочерью и даже котом, которого Людмила очень любила. При этом ни отец, ни мать, ни дочь, ни домашний любимец не осуждали и не обвиняли ее в равнодушии. И забота о них имела для Людмилы большую ценность.
Стало ясно, что сейчас она не может «всем угодить», поскольку несет ответственность сразу перед многими. Для Людмилы было серьезным облегчением понять, что в ее ситуации это невозможно, во всяком случае в одиночку. С другой стороны, нужно было разобраться, какой вклад от нее требуется в каждом случае. Быть идеальной невозможно, но что-то сделать вполне ей по силам.
Людмила решила взять небольшой отпуск за свой счет и поехать к родителям вместе с дочерью, чтобы на месте разобраться с госпитализацией отца. Конечно, девочке пришлось бы пропустить занятия в школе, что можно было бы, конечно, расценить как материнскую безответственность, но, с другой стороны, Людмила признала, что дочка сможет отдохнуть, побыть вместе с мамой и дедушкой с бабушкой, заодно подняв им настроение. Людмила обсудила ситуацию с учительницей, которая оказалась вполне понимающей.
Вопрос о том, куда на это время определить кота, показался вначале трудноразрешимым. Людмила не хотела отдавать его в гостиницу для животных, где ему, как она думала, будет плохо. Но через какое-то время она решила, что может попросить пожилую соседку заходить два раза в день и кормить его за небольшое вознаграждение.
Итак, поездка стала реальной, но оставались неясными сроки, за которые можно было бы решить проблему с больницей. В конце концов, побродив в интернете и сделав несколько звонков, Людмила пришла к выводу, что выполнение этой задачи может занять около двух недель. Мы обсудили, сможет ли она взять такой отпуск, и оказалось, что это будет непросто: нужно договориться с начальством, выкроить нужную сумму. Однако вариант «не ехать» был отвергнут как совсем неподходящий. Когда Людмила поняла, что она осознанно идет непростым путем ради благополучия близких людей, эта мысль придала ей силы: Людмиле удалось уговорить начальника, а деньги она заняла у старого друга.
После ее возвращения мы продолжили работу. Людмила считала себя виноватой и перед дочерью. Ей не хватало сил отвозить ее на дополнительные кружки, не получалось заниматься с ней иностранным языком, иногда она даже срывалась на девочку… Конечно, Людмила была не идеальной матерью, но, когда мы начали обсуждать ее отношения с дочкой, выяснилось, что, несмотря на периодические конфликты, они весьма доверительные. Людмиле всегда было интересно, как у дочки идут дела не только в школе, но и «вообще», она не ругала ее за плохие отметки, не скупилась на ласку. Спустя какое-то время Людмила признала, что девочка является одним из главных смыслов ее жизни и что она делает и будет делать для нее все возможное. Это признание позволило ей частично простить себя за неидеальное материнство.
Читать дальше