Роже Дадун - Фрейд

"Миф о герое" - Фрейде - выполняет идеологические функции там, где психоанализ конкурирует с другими психологическими и психотерапевтическими учениями. Что нам до этого, если у нас и фрейдизм, и прочие порождения "буржуазной науки" только выходят из подполья? Наверное, дойдет очередь и для перевода солидных трудов по истории психологии, а пока полезно издание и популярной книги Дадуна, дающей общее представление о Фрейде и его психоанализе.

Ждать, пока наши авторы напишут хорошие книги о западных философах, социологах, психологах можно еще очень долго. Любое приличное западное издательство публикует их больше, чем все наши, вместе взятые. Нужны и тексты классиков, и научные монографии, и работы популяризаторов. Чем шире будет их выбор на прилавках книжных магазинов, тем реже будет возникать подозрение, что отечественные издательства попрежнему ни в грош не ставят интеллект и любознательность своих читателей.

Алексей Руткевич, кандидат философских наук

Опытный путешественник по ночным лесам, Фрейд на пороге века распахнул перед нами двери сна, и его великая фундаментальная книга "Толкование сновидений" ("Die Traumdeutung") постоянно звучит в нас подобно иерихонским трубам под стенами, преграждающими доступ в огромную ночную вселенную - таинственную половину нашего бытия. Сегодня, после долгих лет враждебности и скептицизма, наука и особенно нейрофизиология, изучающая состояние сна и сновидений, склоняет голову перед создателем психоанализа, подтверждая, что человек, будучи, несомненно, рассудительнее и сознательнее животного, является все же существом сновидений, и сон представляет собой жизненный опыт, внутреннюю страшную симметрию нашей жизни периода бодрствования.

Царским путем сна, извилистыми тропинками неврозов, через великолепную одиссею самоанализа, смелые аналогии из области искусства, литературы, религии, общественной жизни, политики, культуры Фрейд подводит нас к непосредственному соприкосновению с областью, которая порождает наши самые затаенные желания и от которой мы, тем не менее, не перестаем упорно отворачиваться. С областью, которую он называет, заимствуя выражение Гете, Главными дверями, и где вырисовываются основные формы человеческого бытия: Любовь и Смерть, Эрос и Танатос.

Фрейд черпает из наших бездонных глубин многочисленные факты, странные и интимные, изложенные живо и ясно, с необходимой рациональностью, но все же с сохранением мистической ауры, которую он четко обозначил во время беседы с немецким поэтом Бруно Гетцем: "Знаете ли Вы, что значит стоять перед небытием? Знаете ли Вы, что это значит? Это небытие - не что иное как европейское заблуждение: индийская нервана - не небытие, а удаление от всех противоречий. Это вовсе не развлечение, полное неги, каким его столь охотно считают в Европе, но последний, сверхчеловеческий взгляд, который трудно себе представить... О, эти европейские мечтатели! Что знают они о восточной глубине?"

В разговоре с тем же собеседником Фрейд заметил однажды: "Ум ясный и быстрый, как вспышка молнии, является самым драгоценным даром". Вот, изображенный одним росчерком, точный портрет Фрейда - "быстрого, как вспышка молнии", дикого и вкрадчивого, подобного пылающему тигру из процитированных выше стихов Уильяма Блейка. Этот образ будет сопровождать нас по всем разделам книги, посвященной создателю психоанализа. Необходимо отрешиться от различных портретов Фрейда, изображающих его в различной позе почтенного венского герра профессора, ученого доктора или мелкого буржуа, неизбежно связанного так называемой священной "иудейско-христианской" моралью, подаваемой сегодня под самыми разными идеологическими соусами. Портретам этим, однако, временами не откажешь в похожести, особенно если они с насмешливой точностью представлены осуждающим, острым и злым пером карикатуриста Ральфа Стидмана, воздававшего, тем не менее честь знаменитой мишени своих насмешек как "одному из наиболее фантастических мыслителей, когдалибо рожденных на нашей скучной планете".

Попыткам, предпринимаемым в наши дни и напоминающим забытые веяния "социобиологии", заключить Фрейда в рамки узкого и устаревшего наукообразия, представить его в качестве "биолога", стыдливо прячущегося за аппарат психологической фантазии, можно противопоставить мощный голос, звучащий во всех работах Фрейда, голос поэтов, которые зажигают в стратегических, поворотных пунктах его мысли факелы Эроса и Танатоса. Английский поэт Блейк, который тоже работал, если можно так выразиться, в "парах серы", позволяет нам обозначить другую, богатую оттенками сторону учения Фрейда. Мы назовем ее ниже "египетской" и объясним почему - на основе фундаментальных положений Фрейда; пока достаточно обозначить ее как "фовистскую", чтобы подчеркнуть яркую аналогию с художниками, в тот же период переворачивавшими устоявшиеся традиции для изображения реальности цветами интенсивными, контрастными, яркими, - те же вспышки эротики и черноту смерти, которые Фрейд распространял на человеческую психику.