Коллектив авторов - Гроза с Востока. Как ответит мир на вызов ИГИЛ?

Ну, хорошо. У нас есть кризис национальной государственности. И дальше что? Как представляется, дальше есть три варианта.

Либо этот кризис будет преодолен, и у нас обновится социальный контракт между обществом и властью, и национальное государство будет воссоздано в модернизированном (или в архаизированном) виде.

Либо второй вариант, который тоже возможен. Отсутствие любой государственности. Какой бы то ни было – национальной или не национальной. В общем, для тех географических зон, которым не нужно интегрироваться в международные отношения, в мировую политику, это вполне возможно. Например, в глубокой Сахаре. Интересно, например, было бы изучить опыт существования Феццана последних трех лет. Но изучить его вне полевых исследований невозможно, а полевые исследования, насколько я знаю, сейчас особо не ведутся.

И есть третий вариант. Это вариант альтернативной государственности. Возможна ли другая модель государства для этого региона? И возможна ли она в принципе?

На протяжении последнего века даже не в арабском мире, а скорее, вообще на Ближнем Востоке, несколько раз предлагались модели альтернативной государственности. Но никогда это не выходило за рамки чистой теории. До практической реализации дело не доходило. Любая попытка реализации идей исламского государства в итоге заканчивалась имплементацией неких исламистских идей в рамках парадигмы национальной государственности, то, к чему пришли «Братья-мусульмане», ХАМАС и т. д.

И вот появляется «Исламское государство». Оно апеллирует к определенным понятиям и текстам. Возникает задача понимания этих понятий и текстов, своего рода – проблема перевода. Подготовленный нами доклад – это попытка такого перевода. Логично выделить некоторые основные категории, вокруг которых строится проект, предлагаемый «Исламским государством». Я выделил пять таких категорий. Они являются универсальными для арабо-мусульманской политической мысли: умма, даула, имам, бай‘а и джихад. На мой взгляд, они ключевые. Далее, следуя логике авторов проекта, надо было обратиться к трудам классической исламской политической мысли, и я выбрал «ал-Ахкам ас-султанийа» ал-Маварди, авторитет которого признается всеми суннитами, – это автор XI века, который описал концепцию суннитского государства. Соответственно, мы попытались понять, как интерпретируются эти понятия? Почему умма не нация? Почему даула – это не государство? Почему речь не идет о национальной государственности?

Проект, который предлагает «Исламское государство», можно, конечно, назвать франчайзингом, переводя на западный, привычный нам, категориальный аппарат. Но подобный перевод искажает сущность идеи. Это не франчайзинг – это воплощение средневековой концепции даула как сетевой, не территориальной структуры. При этом в современной реальности эта концепция и ее идеологи сталкиваются с конкретными обществами, частично модернизированными, переживающими вполне универсальные проблемы. Проблем таких несколько.

Проблема нациестроительства, отсутствие сформированной идеи нации в этом регионе. То, что эта идея не было сформулирована, привело к тому, что здесь всегда существовал определенный дефицит легитимности государства. Те государства, которые здесь существовали, никогда не воспринимались как абсолютно естественные, и на протяжении XX века было множество проектов объединения и разъединения государств региона. Мысль о том, что не будет Ирака, не будет Сирии, а будет несколько других государств, не кажется дикой даже внутри этого региона. Естественно, незавершенность нациестроительства приводит к актуализации других идентичностей, более архаичных. Это первая проблема.

Вторая проблема – фрагментация обществ и рост этой фрагментации по мере их модернизации. Попытка модернизации (скажем, в Сирии или Тунисе) после обретения независимости привела к возникновению огромного количества диссонансов, не только социальных, но и психологических, которые существуют не только внутри общества, но и внутри каждого представителя этого общества, между традицией и современностью.

И третья проблема. Это проблема институтов, которые не развиты и не сбалансированы.

«Исламское государство» объективно сегодня пользуется популярностью в регионе. Оно пользуется популярностью по разным причинам. И об этих причинах разные авторы много говорили. Вспоминаю фразу, сказанную мне молодым человеком из региона, симпатизировавшим этой структуре: «Там ты можешь обрести свободу и справедливость». Вопрос в том, как понимается эта свобода и справедливость, почему молодым людям кажется, что государства, где они живут, дать им это не могут, а «Исламское государство» с этой задачей справится? При этом, как мне кажется, cвобода и справедливость здесь понимаются в традициях арабской философии XX века. Речь о свободе от угнетения, свободе от несправедливого обращения государства, власти, которая унижает, относится к тебе как к недочеловеку. Им кажется, что там – в ИГ – такого угнетения не будет. Может быть, там этого и нет на какой-то период. Это тоже вполне возможно. Как представляется, такое обретение свободы, справедливости, какого-то смысла, предельных основ бытия, возможно только на период экспансии, на период войны, когда государство как таковое и не требуется, когда все заменяется джихадом. А когда война закончится, то этой структуре придется выполнять те же функции, которые неэффективно выполняет существующее национальное государство. И когда придется выполнять те же функции, то новое государство окажется столь же неэффективным, потому что никаких инструментов для преодоления отчужденности общества от власти, инструментов, которые бы мешали угнетению, инструментов, которые бы создавали обратную связь между обществом и властью, нет. Поэтому модель, которая предлагается «Исламским государством», независимо от того, плоха она или хороша, нереализуема и не позволяет решать проблемы региона. Тем не менее она воспринимается значительным количеством жителей региона как модель аутентичная, близкая по духу. И потому привлекательная. И потому вот эта аутентичность и привлекательность должны стать предметом нашего анализа, когда мы думаем о перспективах развития региона.