Александр Соловьев - Жизнь в кайф. Инструкция, которую вы должны были получить при рождении

Чтобы избежать психологических проблем, связанных с внебытийностью, и достичь гармонии в жизни, человек должен научиться жить активной социальной жизнью, но при этом вернуть себе бытийную традицию – научиться бытийствовать непрерывно.

Однако это непросто. Ум нарочно ограничивает восприятие, создавая слепые зоны, в которых теряется информация о бытии, и одновременно сосредотачиваясь на элементах общественной игры, придавая им особую, завышенную ценность.

Глава 2. В поисках утраченного бытия

Как же это может существовать без меня?

Айтарея-упанишада

От ясного ощущения к запутанной головоломке, или коварный подарок Гермеса

Как я уже говорил выше, есть основания утверждать, что в жизни древнего человека ощущение духовно-телесной бытийности играло гораздо большую роль, чем в жизни наших современников. Об этом говорят многие факты. Несмотря на трудности выживания и опасности, связанные с противостоянием силам природы, невзирая на жестокие, кровопролитные войны между племенами и расами, на протяжении многих тысячелетий человечество хранило естественное бытийное мировосприятие. Человек того времени жил гораздо больше телесной, чем психической жизнью. Современная философия называет эту естественную установку первобытным пансоматизмом.

Вы наверняка слышали о мегалитах – таинственных сооружениях, распространенных едва ли не по всей планете. В эпоху мегалитов, длившуюся несколько тысячелетий, люди совершали поистине удивительные вещи. Они делали нагромождения больших каменных глыб на территориях, весьма удаленных от мест, где можно было добыть такие камни. Например, от всем известного Стоунхенджа до ближайшей каменоломни – почти 400 километров! Для древних людей это огромное расстояние, учитывая то, что некоторые из камней весят более 50 тонн. Поэтому совершенно очевидно, что для древних эти культовые сооружения были чрезвычайно важны.

Глядя на некоторые мегалиты, не скажешь, что они – творение человеческих рук. Скорее, они похожи на творения самой природы, которая пытается что-то сказать. Мегалиты грубы и примитивны, но вместе с тем обладают удивительной духовной мощью. Твердый, тяжелый, незыблемый камень для человека – символ бытийности. А многотонная глыба, с немыслимым трудом доставленная к ритуальному месту силами целого племени, представляет собой воплощение высшего, абсолютного бытия, символизирующее надежность и постоянство и внушающее глубокую и спокойную уверенность в бессмертии.

Древнего человека в полной мере удовлетворяло его первобытное мироощущение. Мир с происходящими в нем явлениями, персонифицированными и отраженными в мифах, был для него очевиден и ясен так же, как он очевиден и ясен ребенку, пока еще не способному задаваться сложными интеллектуальными вопросами. Ребенку не нужны ни диалектика, ни логика, чтобы познавать мир. Его сознание ясно, как солнечное утро. Своими лучами оно пронизывает бытие, как будто смешиваясь с ним. Для того чтобы общаться с миром, ребенку вполне достаточно игры и простых чувств, данных ему природой, – осязания, зрения, вкуса, слуха, обоняния и ощущения присутствия. Первые два года жизни он не задает вопросов – он принимает мир без осмысления.

То же и с древним человеком. Пока явления мира были для него очевидны, бытие не представляло собой проблему, которую надо решать. Для дофилософского человека ощущение «я есть» – данность, не требовавшая истолкования. Поскольку он уже обладал бытийностью, он ее не искал и не рассуждал о ней. Он не проецировал ее в виртуальное пространство, а оставлял здесь, в постоянном непосредственном ощущении – в свежем, непереработанном виде. Таким – бытийным – человека создала природа, таким он, медленно эволюционируя, оставался на протяжении сотен тысяч лет.

В отличие от изменчивой, суетливо копошащейся виртуальности, похожей на броуновское движение частиц в подогретой воде, бытийность, данная в ощущении, стабильна и непрерывна. Вероятно, во многом именно благодаря традиционному бытийному мировосприятию некоторые древние культуры просуществовали так долго – десятки тысячелетий.

Золотой век – так называли эту эпоху тотальной бытийности поэты. До нас дошли едва уловимые отголоски тех времен – мы ощущаем их в таинственности каменных дольменов, в атмосфере древних гимнов, в удивительных линиях палеолитических Венер…

В какой бы стране я ни был, я стараюсь посетить древние каменные святилища. Когда я смотрю на эти свидетельства возвышенной любви и безграничного уважения к бытию, в памяти всякий раз всплывает высказывание Эдуарда Шюре: «В людях того века чувствуется такая полнота веры, силы и ясности, вернуть которую человечество уже не могло с тех пор» [13].