Тогда-то, вслед за неблагодарностью, скачет шестой нечистый дух. Он приносит с собой равнодушие ко всем людям. Он приносит с собой замкнутость на себе. И мне все люди небезразличны уже лишь по тому, какие они со всех сторон несут мне обиды (обиды, конечно, мнимые, но для меня-то они действительны). Растет озлобленность и недовольство. Между тем сам я в своей ослепленности и равнодушии раздаю обиды направо и налево, но, не видя людей, не вижу и наносимые мною обиды. В моей окрестности, по естественному порядку вещей, смыкается круг одиночества. Наиболее разрушительно мое отношение к тем, кто стремится меня спасти…
Сей нечистый дух хорошо поработал. Вкруг меня одни обломки: обломки моей души; обломки прежних добрых отношений. Еще я по укоренившейся привычке во всех моих бедах вижу вину тех, кто суть и были окрест меня, в себе же наблюдаю одно добросердечие, но уже все более и более неладно становится на душе, и от этой неладности возрастает смутность, и самое главное — невесть как освободиться. И тогда-то вползает и распространяется, как кисель, по всему пространству души седьмой страшнейший дух нечистый — дух уныния. О его действии можно написать диссертацию, но — печальную. Посему лучше здесь поставить точку.
Тем более — самая пора начать запить. Семь нечистых духов сделали все для того, чтобы духу — простенькому, очевидному духу, например, пьянства — вольготно жилось в опустошенной, разрушенной храмине души.
Конечно, это — схема, и схема в реальности, по милости Божией, далеко не всегда доходящая до полного разрушительного предела. И вообще, жизнь представляет такие варианты развития бесспорнейших, кажется, схем, что только ахнешь, и ахать часто приходится. К тому же за пределами рассмотрения схемы остается аскетический вопрос — как противостать нечистым духам. Вместе с тем нравственно-психологический опыт рассмотрения такого механизма страстей может оказаться небесполезным для тех, кто порою в недоумении, ничего не понимая, останавливается перед фактами развития страстной природы души человека, незанятой , выметенной и убранной .
Дай нам всем Господь духа осторожности, внимательности и разумения» [11, с. 89–93].
Искаженная грехопадением человеческая природа подвержена гордости в самых своих разнообразных и тонких проявлениях. Гордость убивает в душе все добродетели; душа становится черствой. Гордость порождает властолюбие, стремление подчинить других своей власти, заставляет их следовать своему образу мыслей. И чем более духовно развит человек, тем более тонко он чувствует, как легко мы улавливаемся этим грехом. Святые подвижники духовной брани оставили нам бесценный опыт самонаблюдения и трезвения.
1.3. Гордость мирская (житейская) и гордость духовная
Глубокое и тонкое наблюдение внутренней духовной жизни человека привело святых отцов к различению проявлений гордости: гордости мирской и гордости духовной (у монашествующих). Мирская гордость, грубо проявляемая, может быть и у монашествующих.
Мирской гордости свойственны такие проявления: нетерпеливость, неуступчивость, дерзость, неслышание советов. Человек отвергает обличения, желает начальствовать, упорно настаивает на своем мнении. Внешне это проявляется и «гордой» походкой, и презрительными интонациями, и невнимательным отношением к собеседнику. Эти проявления у людей мы можем наблюдать в нашей обыденной жизни каждый день. Но как трудно нам это увидеть у себя! Даже если и удается скрыть внешние проявления, то чувства и эмоциональные порывы все равно присутствуют. Их и заметить труднее, и сознаться себе в их наличии тоже непросто: мы сетуем на несправедливость, на отсутствие должного к нам внимания, нам хочется, чтобы нас замечали, выделяли.
Проявление мирской гордости также может быть в говорении — крикливости, в молчании — досадливости, в веселости — громкий смех, при ответах — колкость, строптивый ответ.
Авва Дорофей проводит разграничение духовной и мирской гордости у монашествующих по степеням. Первая степень — мирская гордость. Вторая степень — духовная гордость. Он описывает, как первая может перерасти во вторую. А та уже приводит к совершенной гордыне. «Мирская гордость есть та, когда кто гордится пред братом своим» имуществом, одеждой, красотой, благородством, даже своим усердием и своей добросовестностью в труде или величием своего монастыря — его богатством, множеством братии… «Монашеская же гордость есть та, когда кто тщеславится, что он упражняется во бдении, в посте, что он благоговеен, хорошо живет и тщателен. Случается также, что иной и смиряется для славы. Все сие, — делает вывод святой авва, — относится к монашеской гордости» [3, с. 42–43].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу