Благодаря вам – и десяткам миллионов других людей, которые прямо сейчас перемещают свой браслет с запястья на запястье, упорно продолжая движение по пути освобождения от жалоб, – у меня есть надежда, что преобладающие настроения в мире изменятся.
На днях я поделился этими мыслями с одним человеком, а он сказал:
– Мне кажется, что это ложная надежда.
Ложная надежда? Позвольте мне рассказать вам историю одной «ложной надежды».
Все началось в 1:10 ночи 11 июля 2001 года. Я крепко спал, поэтому не сразу сообразил, что раздающиеся в комнате звуки это телефонный звонок. Нащупав трубку, я прохрипел в микрофон:
– Алло.
– Уилл? Это Дэйв, – сказал мой младший брат. – У мамы был сердечный приступ, и дела не слишком хороши. Ты бы приехал.
Я встал, упаковал чемодан и проехал сорок миль до аэропорта Канзас-Сити. Я пытался вздремнуть в самолете, но был слишком взволнован. В аэропорту Колумбии (Южная Каролина) меня встретил Дэйв.
Прежде чем ехать в больницу, мы зашли в местную закусочную, чтобы позавтракать, и Дэйв рассказал мне подробности:
– Вчера вечером, примерно в полдевятого, у мамы начались боли в груди и спине. Она приняла какие-то обезболивающие, но это не помогло. Скорая помощь отвезла ее в местную больницу, но, поняв, что у нее серьезный сердечный приступ, врачи вызвали вертолет и переправили ее в специализированный кардиоцентр в Колумбии. Она в сознании, но ее мучат боли.
Пятнадцать минут спустя мы уже были в отделении интенсивной терапии, где я увидел маму, сидевшую на кровати. Ее поддерживал наш старший брат Чак. Она была в полном сознании, но дышала очень медленно и тяжело. Медики позволили нам побыть рядом с ней буквально несколько минут, а потом попросили уйти: ей нужен покой.
Наша мать погрузилась в глубокий сон и не просыпалась. Кардиограмма показала, что у нее случился обширный инфаркт. «Как будто значительная часть ее сердца просто лопнула», – прокомментировал врач.
На случай, если она вдруг придет в сознание, я провел несколько следующих ночей в приемной. Я много раз заходил в палату, чтобы проверить, как она там, но мать оставалась в коме, подключенная к дыхательному аппарату.
Даже если у вас нет никакого медицинского образования, проведя достаточно много времени рядом с человеком, подключенным к монитору, вы научитесь распознавать на экране улучшение или ухудшение тех или иных показателей. Однажды утром я увидел, что насыщенность кислородом крови моей матери повысилась. Я тут же с восторгом сообщил об этом медсестре.
– Не питайте ложных надежд, – сказала та с сострадательной улыбкой.
Тем днем я отлучился из больницы, чтобы принять душ и переодеться. Вернувшись, я встретил своего товарища из студенческого братства, который теперь был одним из ведущих кардиологов в той самой клинике. Я попросил, чтобы он взглянул на историю болезни моей матери и честно сказал, каковы прогнозы.
Я вернулся час спустя с чашкой кофе и застал своего приятеля в приемной. Лицо его было скорбным.
– Ничего хорошего, – сказал он. – Сердце сильно повреждено. Понимаю, как тебе тяжело это слышать, но она жива лишь благодаря аппаратуре.
Я осел в ближайшее кресло, и приятель сочувственно положил мне руку на плечо. По моим щекам потекли слезы. Я стал сбивчиво спрашивать:
– Но можно ли что-то сделать? А как же показатели на мониторе? Некоторые из них явно улучшились. Разве это не хорошо? Разве это не означает, что она может пойти на поправку?
Он стиснул мое плечо, глубоко вздохнул и сказал:
– Это верно, некоторые из ее показателей улучшились… чуть-чуть улучшились, но это не отменяет того факта, что у нее был обширный инфаркт. Эти маленькие улучшения не спасают дело.
Сделав паузу, чтобы я мог хорошенько уяснить эти слова, мой приятель продолжил:
– Ты спрашивал у меня, каковы ее шансы поправиться. Я бы сказал, процентов пятнадцать.
– Хорошо, – ответил я. – Пятнадцать процентов лучше, чем ничего, верно.
Его сострадательный взгляд стал жестче.
– Уилл, если ты станешь цепляться за ложную надежду, то будет только больнее, если она не поправится. Я знаю, что тебе не хочется смотреть правде в глаза, но это нужно.
Я попытался поблагодарить его, но не нашел слов. Мы коротко обнялись, и он пошел по своим делам. Я сел и стал оплакивать состояние матери.
Той ночью я лежал на полу в приемной и вспоминал радостные моменты, которые мы разделили с мамой. Я думал обо всех грядущих событиях в жизни ее внуков, которых она не увидит. Я думал обо всех невысказанных словах. Моя душа стала как стекло, по которой царапали железом ее внезапной болезни.
Читать дальше