Эрик Ванс - Внушаемый мозг. Как мы себя обманываем и исцеляем

Устрашающие заголовки нужны, чтобы произвести более сильное впечатление. В 2014 году, еще до того, как в США зарегистрировали первый случай смерти от Эболы, 25 % американцев беспокоились, что заражены они сами или их родственники. Тысячи людей приходили к врачам и утверждали, что у них есть симптомы Эболы. Состояние 650 человек было достаточно серьезным, чтобы сообщить об этих случаях федеральным властям. В итоге Эбола подтвердилась лишь у четверых: приезжего, который заразился в Либерии, двух медсестер, лечивших его, и врача, работавшего в зоне заражения.

Приведу еще один пример. Студенты медицинских вузов находят у себя признаки болезней из учебников (это так называемый синдром второго года обучения). Вы когда-нибудь слышали, чтобы это работало наоборот? Возможно ли, чтобы студент почувствовал себя прекрасно, изучая, например, функции здоровых органов? Конечно нет. Мы куда сильнее привязаны к страху, чем к облегчению. С точки зрения эволюции страх очень ценен. Кто, скорее всего, выживет: особь, которая пробует все попадающиеся грибы, или осторожная, которая не притрагивается к незнакомой пище? Конечно, первая, скорее всего, всегда будет сыта, а второй придется частенько терпеть голод. Но в конце концов первая отравится. Власть страха сильнее надежды и старше человечества. Мы наблюдаем страх у животных и у новорожденных, у которых еще не развиты более продвинутые области мозга. В целом, мир природы не так уж щедр на награды для тех, кто рискует. Если такие поощрения и есть, то они не идут ни в какое сравнение с наказаниями. Сама природа приучает нас к осторожности.

Описывая ноцебо, ученые часто упоминают его верных спутников — тревожность и мнительность. Например, зная, что ваше лекарство вызывает тошноту, вы почти наверняка сосредоточитесь на этом побочном эффекте и будете его ожидать.

Испытания методов лечения дают достаточно информации, чтобы понять принцип действия ноцебо. Возьмем исследования, в которых участвовал Майк Полетич. Согласно опубликованным результатам, участники группы плацебо чаще жаловались на побочные эффекты, чем те, кто перенес настоящую операцию. У пациентов, получавших фиктивное лечение, отмечено больше случаев болей в спине, конечностях, закатывания глаз, депрессии, тошноты, и на целых 60 % больше головных болей. Интересно, как в этой группе могло быть больше побочных эффектов, если с добровольцами в сущности ничего не произошло?

Оказывается, фантомные побочные эффекты довольно часто встречаются в плацебо-контролируемых тестах. Многие исследователи жаждут продемонстрировать безопасность своего препарата, поэтому обращают особое внимание: даже плацебо переносится хуже. Читая подобные отчеты, я всегда бываю озадачен этими цифрами. Не следует ли переименовать группу плацебо в ноцебо?

Мне интересно, могут ли страх и мнительность серьезно влиять на работу мозга. Может ли эффект ноцебо быть постоянным? Как бы это выглядело? После процедур в операционной страдают от болей 10 % пациентов. Среди поправляющихся после несчастных случаев жалуются на боли ровно столько же — 10 %. Можно предположить, что мозг создает что-то вроде шаблона, в соответствии с которым возникает привычка испытывать боль, тревожность, депрессию или тошноту. Может ли хроническая боль после операции быть продвинутой версией ноцебо? Вполне вероятно, что многие болезни — физическое проявление страха. Поняв этот механизм, можно найти способы их лечения.

В таком случае следует расширить наше понимание страха. Если ноцебо провоцирует хронические состояния, это, скорее, подсознательный процесс. Как и плацебо, ноцебо не контролируется сознанием и действует на людей вне зависимости от их желания.

Главная проблема в том, что о ноцебо у нас значительно меньше достоверных научных данных, чем о плацебо. Как вообще проводить эксперименты, цель которых — вызвать хроническую болезнь у здорового человека? И все-таки некоторые врачи вплотную занимаются такими проблемами. Это алгологи — специалисты по изучению боли.

Шон Макей из Стэнфорда (его вклад в изучение плацебо описан во второй главе) очень интересуется подсознательными механизмами, способными вызывать хронические боли. Он избегает термина «ноцебо», предпочитая ему более общий — «восприимчивость»: «Восприимчивый, уязвимый мозг, обеспокоившись негативной информацией, ухудшит ситуацию. Думаю, мозг может причинить вред».

По словам Шона Макея, цель новейших исследований в области боли — выяснить, почему на мощные сигналы об опасности люди реагируют совершенно по-разному. Нельзя напрямую связать эту восприимчивость ни с хронической болью, ни с уровнем устойчивости к плацебо. Как-то увязать плацебо и ноцебо вообще довольно сложно, ведь они действуют в разных областях мозга. Однако Макей, не понимая, что движет восприимчивостью, добился некоторых результатов в ее перенастройке. Он облегчил боль людей, которым ничто не помогало.