Джеймс Карс - Конечные и бесконечные игры

Происхождение сексуальности является тайной. Именно поэтому она становится областью, в которой люди проявляют свои обиды, где участники применяют стратегию враждебности при столкновении. Игроки конечной сексуальности не только требуют проявления оскорбленных чувств при сопротивлении тех, кто отказывается присоединяться к игре, они хотят активной оппозиции и тех, кто участвует.

Нечестность в процессе влечения со стороны одного игрока рождается, если другой игрок ведет себя как незаинтересованный, показывает свой страх или отвращение к первому. Мастер Игры в проявлении влечения в рамках конечной игры воспринимает такое поведение не как попытки не вступать в сексуальную игру, а как ее составляющую. То есть мое равнодушие или отвращение к вашей сексуальности становится в вашей мастерской игре сексуальным безразличием или отвращением. Если я внезапно заинтересовываюсь вашей игрой, но при этом остаюсь холодным по отношению к вам внутри вашей игры, то я по факту становлюсь вашим соперником. Это сюжет стандартного романа или голливудской истории: безразличная девушка, побежденная пылким мальчиком.

Осмысленность этой игры проявляется в уникальной природе приза – мы хотим не просто победить другого в сексуальном плане, а заполучить побежденного конкурента. Это единственная конечная игра, в которой призом является поверженный оппонент.

Сексуальные статусы, как и все другие титулы, имеют материальное проявление. Однако только в сексуальных соревнованиях сами люди становятся собственностью. В рабстве или наемном труде мы владеем не людьми (рабами) или рабочими, а продуктами их труда. К данной ситуации подходит фраза Маркса о том, что люди должны быть абстрагированы от своего труда. Однако в процессе влечения люди становятся абстрагированными от самих себя. Соблазненный противник представляется общественности таким образом, чтобы они признали триумф соблазнителя. Сексуальные столкновения сложны: в них распространено такое поведение, когда партнеры играют двойную игру, в которой выступают и победителями, и побежденными, при этом каждый из них является показателем силы другого.

Общество старается выступать как мастер управления и регулирования влечения не тогда, когда оно пытается устанавливать стандарты сексуального влечения, а когда оно создает общественные институты для закрепления титулов, говорящих о сексуальном завоевании. Такие институты разнообразны так же, как сжигающие сами себя вдовы на похоронах своих мужей или требующие «разместить» супруга на как можно более обозримое место при его инаугурации на должность высокого чиновника.

Конечная сексуальность – это форма постановки, в которой расстояние между людьми сокращается до нуля, но прикосновений друг к другу не бывает.

Так как влечение является драмой подлинности, для общества оно становится источником, а не производным. Поэтому не стоит считать общество в какой-то степени регулятором конечной сексуальной игры. Скорее, наоборот: конечное влечение изменяет общество. Мы принимаем на себя роли, подготовленные именно обществом, лишь в ограниченном количестве. Гораздо чаще мы вступаем во взаимодействие по нашим половым ролям (например, мы с большей долей вероятности будем относиться к королю как к отцу страны, чем к отцу как королю семьи). Обществу приписывают функцию регулятора, однако более вероятно, что половое разделение использует общество, чтобы регулировать само себя.

Это означает, что общество практически не играет никакой роли ни в том, чтобы вызывать, ни в том, чтобы предотвращать сексуальную напряженность. Но оно пытается регулировать сексуальную напряженность во всех своих структурах. Общество становится большим полигоном для испытания моделей полового разделения, привитых в семье. Оно является местом, той аудиторией, где мы доказываем родителям и всем остальным, что мы не те, кем, как мы думали, они нас считали. Здесь акцент в этих отношениях делается не на том, что наши родители думали о нас, а на том, что мы думали, что они думают. Поэтому наши родители становятся аудиторией, которая легко переживает свое физическое отсутствие или смерть. Более того, по той же причине они становятся аудиторией, окончательное одобрение которой мы никогда не сможем получить.

Как говорил 3. Фрейд, «цивилизованные люди всегда недовольны». Мы не становимся неудачниками в цивилизации, а становимся цивилизованными, как неудачники. Коллективным результатом этого стойкого чувства неудачи является чувство негодования, распространенное в разных цивилизациях. Крайне чувствительные к воображаемой аудитории, мы легко можем быть обижены другими цивилизациями. И действительно, даже самые могущественные общества могут быть притеснены слабыми: Советский Союз Афганистаном, Великобритания Аргентиной, США Гренадой и т. д.