Элизабет Лукас - Источники осознанной жизни. Преврати проблемы в ресурсы

Вернемся еще раз к примеру с Дунаем. Если посмотреть на него с точки зрения нейрональных процессов, то, говоря упрощенно, в мозге сформировались два отдельных следа памяти: след первоначального ответа и след узнавания фактической информации. Чем глубже след правильного ответа, тем грубее ошибка ретроспекции. Это было подтверждено измерениями В. Хелла [19].

То есть чем интенсивнее перерабатывается новая информация, тем более значительный след она оставляет в памяти (след правильного ответа) и тем сильнее ее влияние на воспоминание о старом знании. Поначалу одновременное существование двух следов лишь затрудняет доступ к старому следу, но постепенно он сходит на нет, заменяется новым.

• • •

Давайте теперь посмотрим, какое значение этот феномен имеет для психотерапии. Форма диалога между пациентом и психотерапевтом, принятая в психотерапевтической практике, предполагает их совместный ретроспективный обзор истории жизни пациента. Это вытекает из потребности пациента рассказать, что его тяготит – ведь у каждой проблемы есть своя история. В наши дни этому диалогу уделяется значительно больше внимания, чем раньше, однако психотерапевт все же не имеет собственных воспоминаний о том, как протекала жизнь его собеседника, и поэтому для получения целостной картины вынужден пользоваться воспоминаниями пациента. Если эти воспоминания искажены ошибкой ретроспекции, то искажено и знание психотерапевта. И здесь на первый план выходит серьезный вопрос: способен ли в принципе психотерапевт на базе искаженной информации оказать человеку адекватную помощь? Или с другого конца: не должна ли адекватная помощь психотерапевта основываться на осторожном «контр-искажении» информации?

Чтобы получить ответ на этот вопрос, нам нужно вспомнить, когда повышается опасность (или шанс) возникновения ошибки ретроспекции у человека. Как мы видели, это происходит в том случае, если со старым следом памяти пересекается второй след, оставленный новой информацией. Кто или что оставляет второй след памяти у человека? Опираясь на наш пример, можно сказать: это тот, кто сообщает ему, какова фактическая длина Дуная.

Для иллюстрации этого я приведу два примера ситуаций, которые широко распространены и способны нанести большой вред душевному здоровью.

• • •

Чтобы решить свои проблемы, человек ищет помощи в психологической литературе и читает о связи между эмоциональными перегрузками в детстве и проблемами в зрелые годы. Консультант, к которому он обращается, часто поощряет его к дальнейшему тщательному рассмотрению стрессогенных факторов детства. И человек действительно рассматривает их очень тщательно, можно сказать, через увеличительное стекло – так, что воспоминания о печальных и болезненных случаях приобретают особую интенсивность. Наряду со старым следом памяти, в котором все волнующие события, как хорошие, так и плохие, были выстроены друг за другом в хронологическом порядке, посредством оценки и отбора исключительно тяжелых переживаний (которые и считаются причиной нынешнего расстройства) закладывается второй след памяти. И в данном случае он содержит информацию не о длине Дуная, а о том, каким ужасным было собственное детство – «фактически» было!

Постепенно происходит то, что и должно произойти: второй след становится все глубже (одна-две беседы в неделю с целью «анализа детских переживаний» существенно ускоряют этот процесс), а ошибка ретроспекции у ищущего помощи человека все существеннее. Мысленно воссоздавая свою жизнь, он все увереннее оценивает ее как неудавшуюся и мучительную. И не только это. Он все больше убеждает себя в том, что виновники его нынешних страданий несут ответственность за то, что предвидели эти тяжелые последствия, но не предотвратили их. Родители, родственники, учителя и т. д. якобы тогда уже знали, какой вред наносят ему своими действиями. Следующий шаг: они намеренно причиняли ему боль. И вот уже запрограммирован устойчивый «гневный взгляд назад». Здесь уместно будет привести слова Петера Фидлера (Peter Fiedler), профессора Гейдельбергского университета, который писал по поводу «диссоциативного расстройства идентичности» (его истерической формы): «Разделяемая многими психотерапевтами точка зрения, что „диссоциативное расстройство идентичности“ неизбежно объясняется ранним инцестом, часто приводит к неверным диагнозам. Поскольку пациенты в состоянии диссоциации отличаются высокой степенью внушаемости, существует риск, что психотерапевт может „сконструировать“ действительность вместе с пациентом, например, при попытке (часто под гипнозом) вызвать из подсознания предполагаемые травматические воспоминания, чтобы затем подвергнуть их переработке. Я советую проявлять величайшую осторожность при работе с пациентами, которые сами не упоминают о случаях насилия или инцеста, и не высказывать соответствующих предположений. Действия психотерапевта должны определяться не попытками реконструкции гипотетически предполагаемого травматического опыта, а стараниями помочь пациенту интегрировать его разные „роли“ в одну и восстановить смысловую связь с его прошлой жизнью» [20].