Фрэнк Мартела - Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни [litres]

Потеряв связь с великой историей, которая однажды утоляла жажду наших предков в смысле жизни, мы смогли исследовать с точки зрения психологии существование человека и свести его к простой модели избегания боли и поиска удовольствий. Понятие счастья вытеснило трансцендентные ценности и превратилось в единственную цель, достойную того, чтобы ради нее жить. Счастье стало одним из наиболее почитаемых жизненных целей в современной западной культуре. Это также превратилось в огромный бизнес: если в 2000 году всего пятьдесят книг было опубликовано на эту тему, восемь лет спустя эта цифра достигла почти четырех тысяч [29]. Сегодня пафосные корпорации нанимают «главных специалистов по радости», чтобы помочь работникам в их благополучии. Различная продукция – от газировки до духов – подается как обещание бутилированного счастья.

Даже правительства все чаще обращают на это внимание. «Всемирный доклад о счастье», в котором оценивается, насколько чувствуют себя счастливыми жители 156 стран, был впервые опубликован в 2012 году, и с тех пор ежегодно ожидаются новые отчеты. С 1970 года небольшое королевство Бутан, расположенное в Гималаях, ставит своей целью повышать не валовой национальный продукт, а валовой национальный уровень счастья. Всюду, куда бы вы ни посмотрели – статьи в журналах, книги, рекламные и маркетинговые кампании, научные исследования, – все посвящено этой теме. Можно смело сказать, что сегодняшняя эгалитарная концепция счастья «будь-счастлив-сейчас» превратилась в одержимость, погоня за его достижением превозносится не только как право каждого человека, но и как его личная ответственность.

Образованное от английского слова « hap », что переводится как «удача», «счастливый шанс», понятие «счастье» больше относилось к подарку судьбы, когда удавалось какое-то дело, счастливому случаю, а не к внутреннему состоянию человека [30] Darrin M. McMahon, “From the Happiness of Virtue to the Virtue of Happiness: 400 b.c.-a.d. 1780,” Daedalus 133, no. 2 (2004): 5–17. . В итальянском, шведском и многих других европейских языках изначально «счастливый» означало «удачливый». Также и в финском слово « onnellisuus » – это однокоренное слову « onnekkuus », что в переводе «быть удачливым». Немцы подарили миру слово Glück , которое до сих пор означает и «счастье», и «шанс». В контексте этих изначальных определений счастье понималось больше как неожиданная удача, которую вы не могли контролировать; это лежало в руках богов, или судьбы, или, как говорил монах в «Кентерберийских историях» Чосера [31] Чосер Джефри – средневековый английский поэт, «отец английской поэзии». , в руках Фортуны: «И вот Фортуны колесо вертИтся вероломно/Из счастья низводя в печаль» [32] Geoffrey Chaucer, The Canterbury Tales, rendered into Modern English by J.U. Nilson (Mineola, NY: Dover Publications, 2004), 215. .

Фортуна, с заглавной буквы Ф, была деянием руки Бога, мистической силы, полностью независимой от действий человека или его эмоционального состояния. Этот акцент на внешних обстоятельствах отражал этап развития культуры, когда людей гораздо меньше нашего интересовали их внутренние чувства [33] See, e.g., Roy F. Baumeister, “How the Self Became a Problem: A Psychological Review of Historical Research,” Journal of Personality and Social Psychology 52, no. 1 (1987), 163–176. .

На протяжении семнадцатого и восемнадцатого веков понятие счастья начинает постепенно эволюционировать из внешнего преуспевания во внутреннее чувство или состояние человека [34] For a history of happiness, see especially Darrin M. McMahon, The Pursuit of Happiness: A History from the Greeks to the Present (London: Allen Lane, 2006). . Когда третий президент США Томас Джефферсон писал свой знаменитый параграф «Декларации независимости» о «жизни, свободе и стремлении к счастью», то в «счастье» он вкладывал значения процветания и достатка. С тех пор счастье более или менее стало обозначать позитивное внутреннее чувство или стремление проживать жизнь позитивно.

Вместе с появлением нового определения счастья произошел еще один важный сдвиг: мы пришли к идее, что люди должны быть счастливы, что счастье – это то, к чему стоит стремиться в жизни [35] In 1689, John Locke declared that the “pursuit of happiness” moved the human. John Locke, An Essay Concerning Human Understanding (London: Penguin Books, 1689/1997), 240. See also McMahon, “From the Happiness of Virtue to the Virtue of Happiness.” . Поначалу счастье признали целью общества, как это было, например, законодательно закреплено в «Декларации независимости США». Но начиная с 1960-х годов западные общества стали все больше воспринимать счастье как личную цель человека и его ответственность. На деле быть счастливым стало социальной нормой и самоочевидной целью жизни [36] See, e.g., Charles Taylor, The Ethics of Authenticity (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1991). . Мы хотим быть счастливыми, потому что наша культура говорит нам, что мы должны быть счастливыми. Мы усвоили мораль, согласно которой нравственность человека обуславливается тем, насколько человек хорошо себя ощущает. Счастье превратилось в священную корову нашего века, идеал, к которому каждый из нас должен стремиться.