Рэймонд Моуди - Жизнь после утраты - Как справиться с горем и обрести надежду

Скорби учатся. Скорбь несет нас сквозь горе. Это внешнее выражение горя, любое действие, которое помогает нам приспособиться к утрате. На то, как выглядит траур, главным образом влияет культура, в которой мы выросли, а во вторую очередь — культура, в рамках которой мы живем во взрослом возрасте.

Тяжелая утрата — это чувство, что вы лишились близкого человека после его смерти.

Каждый человек устроен по-своему и имеет в жизни свое уникальное предназначение, так же и у каждой эмоции своя структура и цель. Функция эмоции — сигнализировать, нравится нам что-то или не нравится. «Обрати внимание!» — кричит она. Каждое чувство порождает внутри человека электрический заряд. Срок жизни эмоционального заряда, когда эмоции принимают и выражают естественным образом, менее одной минуты. Давайте рассмотрим это на примере.

— Еще? — спросил Сайлас, поднимая ладошки, покрытые пальчиковыми красками. Ему было почти два года, и он начинал строить фразы.

— У нас больше нет красок, — сказала я и встала, чтобы убрать его набор для рисования.

— Назад, назад, Мими! — воскликнул он, показывая, чтобы я села снова.

— Давай сейчас займемся чем-нибудь другим, — сказала я, убирая краски в ящик.

Он вскочил на ноги, скрестил ручки на груди, отвернулся от меня и сказал:

— Сай злится.

— А, ты злишься, — признала я, опускаясь перед ним на колени.

Он повернулся, глядя на меня исподлобья.

— Сай ужасно сердится, — проворчал он и надул губы.

— Да, я вижу, ты и правда сейчас ужасно сердишься, — рассудила я.

Он поднял руки и плечи, как чудовище Франкенштейна, и посмотрел прямо на меня.

— Сай злой, как монстр! — прорычал он, нахмурив брови.

— О, ты чудовищно зол.

На этом он опустил руки, склонил голову и приятным голосом сказал:

— А теперь поиграем в кукольный театр?

Чувства растворяются быстро и легко, если детям разрешают проживать и выражать свои эмоции.

Когда мы были детьми, большинству из нас говорили (а иногда и по сей день говорят): «Не сердись», «Ты этого не чувствуешь», «Это некрасиво» и т. д. Нас учили подавлять эмоции, а на это нужно больше сил, чем на то, чтобы их выражать. Более того, подавленные чувства становятся глубокими и искажаются. Гнев может перерасти в ярость, горе — в озлобленность, а ревность — в ненависть. Если мы понимаем свои эмоции, мы способны с ними справиться, пока до этого не дошло.

Когда мы чувствуем, что нас бросили, мы переживаем разлуку как оставленность. Мы получаем внутренний сигнал: «Кто-то, кто тебе был нужен, тебя бросил». Когда мы видели, как мамина машина выезжает со школьной стоянки, или когда друг уходил домой, в раннем детстве мы часто чувствовали себя брошенными.

Взрослые, так же как дети, могут ощущать, что умерший человек их бросил. «Я так сержусь, что он умер и оставил меня одну, — часто говорят вдовы. — Но как можно сердиться на него, я же знаю, что он не виноват? Он не хотел умирать». Чувство оставленности может быть нерациональным, но, если оно возникло, оно будет появляться с каждой новой утратой. Пока его происхождение остается загадкой, горюющих это ощущение обескураживает.

Мы чувствуем гнев, когда кто-то или что-то, что нам дорого, бывает попрано или нарушено. Цель гнева — послать внутреннее предостережение: «Стой! Так продолжать нельзя». То, что случилось с героями нашей следующей истории, могло произойти с кем угодно.

Я отнесла вещи в химчистку, куда ходила больше десяти лет и которую неизменно горячо рекомендовала знакомым. Как всегда, один из двух владельцев заведения, Дэйв, приветствовал меня словами:

— Я сделаю все после обеда.

— Я уезжаю из города, — сказала я, — и до следующей недели не вернусь, так что можете не торопиться.

— Ну, может, вы сегодня еще поедете этой дорогой, — настаивал он, — поэтому я на всякий случай все приготовлю.

— Нет, — повторила я, прощаясь. — Меня не будет по меньшей мере неделю, нет нужды торопиться.

Неделю спустя я зашла за своей одеждой. Дэйв был занят с другим посетителем, поэтому ко мне, впервые за все время, вышел из-за стеклянной перегородки совладелец химчистки.

— Вам нужно что-то забрать? — прорычал он, топая ко мне, уперев руки в боки.

Когда он вынес мою одежду, он громко хлопнул по пакету и проорал: