Алекс Банаян - Третья дверь. Секретный код успеха Билла Гейтса, Уоррена Баффетта, Стива Возняка, Леди Гаги и других богатейших людей мира

Глядя в иллюминатор самолета на плывущие под крылом облака, я думал о том, как сложилась вся эта история с Леди Гагой. В каком-то смысле казалось, что она стала результатом цепочки сиюминутных решений. Несколько лет назад я решил написать незнакомому мне Эллиоту Бисноу, а затем съездить с ним в Европу. Решил пойти на концерт в Нью-Йорке, где Эллиот познакомил меня с Мэттом. А потом решил съездить к Мэтту в гости и выстроить с ним отношения.

Мысли бежали, и на ум мне пришла цитата из, казалось бы, совершенно неожиданного источника – одной из книг про Гарри Поттера. В один из критических моментов Дамблдор говорит: «Наши решения показывают, кем мы являемся в действительности, гораздо лучше, чем наши способности».

Наши решения… гораздо лучше, чем наши способности…

Я мысленно вернулся к беседам с Чи Лу и Шугар Рэем Леонардом. Мысль, заключенная в цитате, соответствовала главному, что я вынес из этих интервью. При всей своей природной одаренности и Чи Лу, и Шугар Рэй стали выдающимися людьми благодаря своим решениям. Время Чи было осознанным решением. Пробежки за школьным автобусом были осознанным выбором.

Подобно слайд-шоу, перед моим мысленным взором проходил ряд образов. Вот решение отбросить свои опасения и позвонить, принятое Биллом Гейтсом, когда он впервые собрался продать разработанный им софт. Вот решение отстать от экскурсии в Universal Studios, принятое Стивеном Спилбергом. Вот решение работать на нескольких работах сразу, чтобы скопить деньги на поездку в Африку, принятое Джейн Гудолл.

Любой человек способен принимать повседневные решения, которые могут навсегда изменить его жизнь. Можно решить поддаться инерции и продолжить ожидание в очереди перед Первой дверью, а можно решить бросить очередь, пробежаться вниз по переулку и войти в Третью дверь.

Если бы нужно было выбрать какой-то единственный из вынесенных мной уроков, то это была бы возможность принимать для себя такого рода решения. Именно такой настрой на возможность изменил мою жизнь до неузнаваемости. Меняя то, что ты считаешь возможным изменить, ты делаешь перемены осуществимыми.

Самолет приземлился в Лос-Анджелесе. Я взял свою спортивную сумку и двинулся по зданию аэропорта, чувствуя неведомый мне прежде мягкий покой.

Я вышел из аэропорта. Когда папа подъехал на своей машине к тротуару и вышел, я надолго стиснул его в объятиях. Потом забросил сумку в багажник и сел на пассажирское сиденье.

– Ну, как прошло интервью? – спросил папа.

– А его вообще не было, – ответил я.

Выслушав мой рассказ, папа широко улыбнулся, и мы поехали домой.

Один из самых главных уроков в жизни я получил от папы за четыре дня до его кончины. Я был у Эллиота в его квартире в Санта-Монике, когда позвонила лечащий врач папы. Она только что осматривала его на дому и сказала, что его состояние резко ухудшилось.

– Судя по тому, что я видела, ему, возможно, остаются считаные дни, – сказала она.

Я был совершенно не готов услышать подобное. Мир померк. Мысли остановились. Остались лишь чувства. Это были ошеломляющее одиночество, ужас и грусть, как у маленького ребенка, который неожиданно оказался разлученным с родителями на людном вокзале и не понимает, что ему делать.

В тот момент я сделал единственное, что мог. Я позвонил своей старшей сестре Бриане и передал ей прогноз врача. Потом прыгнул в машину, заехал за ней, и мы отправились к родителям. По приезде мы застали маму и папину сиделку на диване в полной тишине. Папа был в своем любимом кресле, но выглядел совершенно иначе. Еще два дня назад, когда мы вместе завтракали, он хорошо поел и двигался без видимого труда. Теперь он сидел неподвижно с закрытыми глазами, но было видно, что он не спит. Его кожа пожелтела. Он тяжело дышал. Папа хотел умереть дома, поэтому я подавил порыв вызвать «Скорую».

– Папа? – сказал я.

Он не ответил, и тогда я подошел ближе и легонько потрепал его по руке.

– Папа?

Я обернулся к маме. В ответ она тихо покачала головой, будто не в силах сказать ни слова. Я сел на диван рядом с сестрой. Мы молчали, пытаясь осознать происходящее. На наших глазах наш папа, человек, давший нам жизнь, впадал в кому.

Несколько минут спустя папина сиделка сказала, что ему пора принять обезболивающее. Она наклонилась над ним, пытаясь дать таблетку, но папа не открывал рот.

– Дэвид, ну откройте рот, пожалуйста, – умоляла она его.