Эрих Фромм - Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

Не означает ли все это, что социализм Маркса – это реализация глубочайших религиозных устремлений, общих для великих гуманистических религий прошлого? Так оно и есть, если мы поймем, что Маркс – как Гегель и многие другие мыслители – выражает заботу о душе человека не на богословском, а на философском языке.

Маркс боролся с религией как раз потому, что произошло ее отчуждение и она больше не удовлетворяет истинных потребностей человека. На самом деле борьба Маркса с Богом – это борьба с идолом, который называют Богом. Еще совсем молодым человеком он взял эпиграфом к своей диссертации следующие слова: «Не тот безбожник, кто осуждает богов толпы, а тот, кто приписывает мнение толпы богам». Атеизм Маркса – самая продвинутая форма рационального мистицизма, и она ближе к Мейстеру Экхарту или к дзен-буддизму, чем те защитники Бога и религии, которые обвиняют его в безбожии.

Едва ли возможно говорить об отношении Маркса к религии, не упоминая о связи между его философией истории и социализмом, не говоря о мессианских надеждах ветхозаветных пророков и духовных корнях, уходящих в греческий и римский гуманизм. Действительно, мессианские упования – уникальное свойство западного мышления. Пророки Ветхого Завета являлись не только духовными учителями, как Лао Цзы или Будда, они были также и политическими лидерами. Они показывали человеку, чем он должен стать, и ставили его перед альтернативой выбора, который ему предстоит сделать. Большинство пророков Ветхого Завета считали, что история имеет смысл, что человек в процессе истории совершенствуется и что со временем он создаст общественный порядок, при котором воцарятся мир и справедливость. Однако мир и справедливость для пророков не означали отсутствия войны и несправедливости. Мир и справедливость – это концепции, коренящиеся в ветхозаветной концепции человека. Человек, прежде чем осознал себя, жил в единстве с природой (Адам и Ева в раю). Первый свободный поступок, каковым является способность сказать «нет», открыл человеку глаза, и он увидел себя чужаком в мире, вынужденным бороться с природой, с другими людьми, с представителями противоположного пола. Исторический процесс – это процесс, в котором человек развивает свои специфически человеческие качества, способности к любви и пониманию; как только он достигнет полной человечности, он сможет вернуться к утраченному единству с миром. Это новое единство, впрочем, будет отличаться от того предшествующего сознанию состояния, которое существовало до начала истории. Оно – искупление вины человека перед самим собой, перед природой, перед другими людьми, основывающееся на том, что в ходе исторического процесса он сам себя породил. Согласно Ветхому Завету, Бог раскрывает себя в истории («Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова»); и именно в истории, а не в состоянии, за пределы истории выходящем, лежит спасение человека. Это означает, что духовные цели человека неразрывно связаны с трансформацией общества; политика по сути своей не является сферой, отделенной от моральных ценностей и от самореализации человека.

Подобные мысли высказывали древнегреческие (и эллинистические) и римские мыслители. Начиная с Зенона, основателя философии стоиков, до Сенеки и Цицерона концепции естественного права и равенства всех людей оказали мощное воздействие на умы и наряду с пророческой традицией стали одной из основ христианской мысли.

Хотя христианство, особенно с приходом Павла, проявляло тенденцию трансформировать историческую концепцию спасения в нечто «потустороннее», чисто духовное, а церковь заняла место «хорошего общества», такая трансформация ни в коей мере не является окончательной. Первые отцы церкви резко высказывались в отношении существовавшего тогда государства; на протяжении всего позднего Средневековья богословы критиковали светские власти и государство с точки зрения божественного и естественного закона. Они исходили из того, что государство не должно быть отделено от духовных ценностей, основанных на откровении и разуме («интеллекте», в научном смысле слова). В еще более радикальной форме мессианская идея нашла выражение в учениях христианских сект перед Реформацией и многих христианских общинах после Реформации – вплоть до Общества Друзей в настоящее время.

Впрочем, после Реформации основные направления мессианской мысли больше не были ориентированы на религию, а приобретали философско-исторический и социальный характер. Косвенное выражение они нашли в великих утопиях Возрождения, где новый мир изображался не как отдаленное будущее, а как некое удаленное место. Они повлияли на философов Просвещения во времена французской и английской революций. Их позднейшее и самое полное выражение содержится в концепции социализма, по Марксу. Каким бы непосредственным ни было влияние на Маркса идей Ветхого Завета благодаря таким социалистам, как Моисей Гесс, не может быть сомнений в том, что пророческая мессианская традиция опосредованно повлияла на него через учения философов эпохи Просвещения – и в особенности таких мыслителей, как Спиноза, Гёте, Гегель. Общей для пророческого христианского мышления XIII века, Просвещения XVIII века [215]и социализма века XIX является идея о том, что государство и духовные ценности неразделимы. Эта идея подвергалась нападкам со стороны светских концепций Ренессанса (Макиавелли) и доктрины отделения школы от церкви в современных государствах. Представляется, что западный человек, попав под влияние гигантских материальных завоеваний, стал безоглядно пользоваться обретенными силами, опьяняясь ими, и забыл о себе самом. Элита общества одержима жаждой власти и роскоши, манипулирует людьми, а массы за ней следуют. Так случилось во время Возрождения, с его новой наукой и географическими открытиями, в городах-государствах Северной Италии; так случилось снова во время взрывоподобного развития первой и второй промышленных революций.