Эрих Фромм - Быть человеком. Концепция человека у Карла Маркса

А что собой представляет наше бессознательное? Наше бессознательное – это все человечество. Наше бессознательное – это универсальный человек. Наше бессознательное – это все, что есть человеческого, хорошего и плохого, в каждом из нас минус та небольшая часть, которая является сознанием, представляющая опыт, мышление, чувства в соответствии с культурой, в которой мы оказались более или менее случайно. Наше бессознательное – это целостный человек и, следовательно, величайшее значение соприкосновения с бессознательным не в том, чтобы обнаружить кровосмесительные желания или еще что-то (что иногда может оказаться важным). Величайшая важность открытия Фрейдом возможности соприкосновения с бессознательным именно в том и заключается, что, войдя в соприкосновение с бессознательным, мы соприкасаемся со всем человечеством, соприкасаемся с целостным человеком в нас, и тогда действительно для нас больше не существует чужака. Более того, мы больше не судьи другим в том смысле, что больше не видим свое превосходство над ними. Если мы в соприкосновении со своим бессознательным, тогда мы действительно ощущаем себя так же, как ощущаем всех других. Мы преодолеваем отделенность внутри себя, из-за которой мы осознаем только то, что выражается в нашей конкретной культуре, и соприкасаемся с тем, что разделяем со всем человечеством.

Национализм, как и трайбализм, – нечто совершенно противоположное. Там мы не соприкасаемся с человечеством. Мы соприкасаемся только с одной частью человечества и производим очень простую операцию: мы переносим все зло в себе на чужака, в результате чего он – дьявол, а мы – ангелы. Именно это мы переживаем во всех войнах, в противостоянии в частной жизни, и именно это переживается обеими сторонами в холодной войне. Я считаю, что человек вынужден выбирать между возрождением гуманизма, обновлением духовных оснований нашей западной культуры, которая служит основанием гуманизма, и отсутствием какого-либо будущего.

Гёте, если позволите процитировать его еще раз, сказал: «Есть одно важное различие между разными историческими периодами, а именно между периодами, имеющими веру, и периодами, ее не имеющими. Те, у кого есть вера, процветают и полны жизни, а те, кто веры не имеет, загнивают и в конце концов умирают». Несомненно, XIII и XVIII века – это периоды веры. Боюсь, что наше время на Западе – период огромной нехватки веры; та ненависть, которая распространилась в западном мире и в Соединенных Штатах, есть лишь выражение того, что люди лишены любви и на самом деле не знают, для чего живут. Безусловно, ненависть есть выражение морального отчаяния и морального пораженчества. Если человек пытается утвердить свою культуру, пытаясь спасти ее благодаря войне, дела сегодня идут так, что ему не удастся спасти ни собственные ценности, ни даже свою жизнь.

Я верю, что мы все еще имеем выбор и можем обновить сами корни нашей традиции – греко-романской, иудео-христианской традиции гуманизма. Если мы способны серьезно отнестись к этим ценностям, о которых мы все время говорим, тогда действительно могла бы пробудиться в нашей культуре новая жизненная сила, мы могли бы иметь будущее. Если же мы неспособны обновить свои корни, то, что бы мы ни говорили и каково бы ни было наше оружие, нам не выжить. Я думаю, что перед нами стоит необходимость принятия базового, фундаментального решения. Это прекрасно выражено в Ветхом Завете: «Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Второзаконие 30:19). Я верю, что человек сегодня должен выбрать в мире, который становится единым миром, именно жизнь – и это означает новое принятие гуманизма. Если он этого не сможет, ему не удастся, боюсь, создать новый единый мир.

Замечания, касающиеся предложений для Папской конференции «по решению в связи с возникшей угрозой выживанию человечества» (как Фромм называл суть следующей инициативы, изложенной сначала в письме в 1966 году), оказались в числе неопубликованных работ Фромма. Они представляют убедительное доказательство его озабоченности и вовлеченности в поиск ответов на ситуацию кризиса, связанного с холодной войной, и обилие высказанных им по этому поводу идей. В одном из писем, сопровождавших «Замечания», Фромм добавлял, что «его внезапно поразила мысль о том, что “значение имеет попытка”».