Дэвид Граймс - Неразумная обезьяна [Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду] [litres]

Весьма бурной и насыщенной жизнью Ричарда Фейнмана всегда руководило любопытство. Будучи молодым физиком, Фейнман принимал участие в работах по Манхэттенскому проекту в Лос-Аламосе; чтобы развеять скуку долгих ночей Нью-Мексико, он вскрыл сейф и оставил там зашифрованное письмо. Понятно, что это вызвало нешуточную панику: по цехам предприятия, работающего над созданием атомной бомбы, разгуливал неведомый диверсант. Дело кончилось тем, что злоумышленник был обнаружен, и Фейнману пришлось на время переквалифицироваться в эстрадного барабанщика. Правда, после войны он стал выдающимся физиком-теоретиком, а в 1965 году получил Нобелевскую премию. Но, кроме того, Фейнман известен как блестящий педагог, умевший, помимо прочего, рассказывать занимательные истории. В одной из самых интересных из них говорилось об островитянах южной части Тихого океана и об их таинственном карго-культе.

Эта любопытная религия возникла в ходе Второй мировой войны на затронутых военными действиями островках Тихого океана, где туземцы Меланезии поколениями жили в счастливом неведении о технологиях огромного, чужого им мира. Но военные действия докатились – со всеми своими наступлениями и отступлениями – даже до домов островитян. Первыми в Меланезию прибыли японцы – на самолетах с медикаментами, продовольствием и оборудованием. Потом, довольно скоро, японцев сменили союзники, построившие на островах военные базы, и в Меланезии появились вещи, каких местные жители прежде не видывали. Некоторые солдаты даже делились ими с потрясенными туземцами. Когда война кончилась, солдаты и их грузы исчезли так же быстро, как появились.

В глазах части островитян солдаты и их карго (то есть грузы) приобрели поистине религиозные качества. Писатель Артур Кларк однажды заметил, что “любая значимо продвинутая технология неотличима от магии”, а так как религия сама по себе склонна требовать избирательного отступления от наблюдаемых законов природы, то едва ли стоит удивляться, что многие островитяне отнеслись к увиденным им непривычным предметам как к появившимся из иного, потустороннего мира. Это преклонение было ловко использовано местными “большими людьми”, которые устроили религиозный культ на месте оставленных белыми пришельцами строений. Так же как это бывает во всех религиозных сектах, верования варьировали в зависимости от пророков и географического положения, но все они сходились в том, что доставленный солдатами груз имел божественное происхождение. На просторах меланезийского мира вожди нового культа проповедовали, что истинно верующие будут вознаграждены джипами, едой и одеждой.

Для того чтобы задобрить богов, владевших, по мнению аборигенов, всеми этими сокровищами, островитяне усвоили их (богов) формы поведения, постепенно создав сложные стилизованные ритуалы. Островитяне сделали почти точные копии того, что они видели у военнослужащих: широкие травяные взлетно-посадочные полосы и наблюдательные вышки, а также высокохудожественные украшения, напоминавшие таинственные средства коммуникации и армейское снаряжение.

На острове Танна верующие ожидали возвращения бога, которого они называли Джоном Фрумом и который обещал вернуться с драгоценным грузом. Внешность его описывалась рассказчиками по-разному – одни говорили, что он белый, другие – что черный. Чаще всего он принимал облик солдата времен Второй мировой войны. Когда кинодокументалист Дэвид Аттенборо спрашивал верующих, как выглядел Фрум, ему отвечали: “Он такой, как ты”. “У него белое лицо”, “Он высокий человек”, “Он живет далеко на юге Америки”. Но, несмотря на истовую веру и приверженность реликвиям и ритуалу, груз больше не прибывал – посадочные полосы и вышки оставались заброшенными.

Верующие считали это капризом Фрума, хотя фундаментальная проблема заключалась в том, что островитяне просто механически скопировали эстетику технологии, с которой столкнулись, не понимая, какие идеи лежали в ее основе. По аналогии с этим феноменом Фейнман создал термин наука карго-культа – для описания феномена бездумного копирования внешних атрибутов науки при полном отсутствии приложения истинно научного метода. Он говорил, что осмысленная наука должна опираться на “научную цельность, на принцип научной мысли в сочетании с предельной честностью и способностью оглядываться назад. Например, если вы выполняете эксперимент, то должны сообщить обо всем, что может сделать результат недостоверным, а не только о том, что, по вашему мнению, делает его успешным”.