Дэвид Граймс - Неразумная обезьяна [Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду] [litres]

Nature – самый престижный в мире научный журнал. Именно это делает его освященные традицией страницы столь притягательными для представителей ученого сообщества. И вот в 1988 году в этом журнале появилось совершенно поразительное заявление одного французского иммунолога. Жак Бенвенист сообщил, что разводил растворы человеческих антител до практического их отсутствия в данном объеме растворителя. И что иммунные реакции все равно сохранялись – правда, при одном условии: раствор надо сильно встряхнуть. По мнению Бенвениста, это было доказательством того, что структура воды помнит о своем прежнем содержимом. Как он сам выразился, “это то же самое, что поболтать автомобильный ключ в реке, пройти по ней несколько миль, потом взять из реки несколько капель и с их помощью завести машину”. Некоторые назвали этот феномен “памятью воды”, но на самом деле у него есть намного более старое название: гомеопатия.

Предложенная Самуэлем Ганеманом в 1807 году центральная догма гомеопатии гласит, что в чем большей степени разведено некое средство, тем сильнее оно действует; это была антитеза научному наблюдению, согласно которому сила действия раствора прямо пропорциональна концентрации активного вещества. Гомеопатические растворы являются в высшей степени разбавленными, например при разведении C30 одна активная частица приходится на 1 миллион миллиардов миллиардов миллиардов миллиардов миллиардов миллиардов молекул воды. Получить такое разведение на Земле невозможно [72], поэтому ясно, что гомеопатические растворы просто не могут содержать активные ингредиенты. Сторонники гомеопатии возражают, что это неважно, поскольку вода “запоминает” все, что было в ней растворено. Но длительность памяти воды составляет всего около 50 фемтосекунд – то есть несколько миллиардных долей секунды [73].

Итак, законы физики делают данный феномен невозможным. Но что же с клиническими данными, подтверждающими эффективность гомеопатии? А с ними все очень просто: они полностью отстутствуют! Самого Ганемана, автора этой причудливой идеи, можно простить: существование атомов было окончательно доказано лишь век спустя. Но, учитывая наше знание современных химии и физики, до сих пор придерживаться позиций, столь далеких от реальности, по меньшей мере странно. Смертный приговор гомеопатии следовало подписать еще несколько десятилетий назад, однако новые наблюдения Бенвениста выдвинули науке настоящий ультиматум: либо его гипотеза неверна, либо все, что мы знаем о физике, придется переписывать с чистого листа.

Сложившаяся ситуация поставила главного редактора Nature сэра Джона Мэддокса перед нелегким выбором. Будучи физиком по образованию, он знал, что дать правдоподобное объяснение механизму действия гомеопатии невозможно. Но научные принципы не допускают отбрасывания каких-то данных только потому, что они не вписываются в традиционное мышление. Работу Бенвениста отдали на рецензию нескольким специалистам, и, несмотря на скептический настрой, ни один из рецензентов не нашел в ней ни очевидных методологических изъянов, ни признаков лженауки. Если Бенвенист был прав, значит он открыл нечто революционное, нечто, требовавшее внимательного изучения. Мэддокс решил пойти на компромисс: он опубликовал статью, сопроводив ее от имени редакции специальной “Оговоркой”, где было сказано об обязательном воспроизведении опытов Бенвениста независимыми исследователями. Однако предосторожность не помогла: публикация породила сенсацию, о которой кричали газетные заголовки по всему миру. Для адептов альтернативной медицины такое признание со стороны авторитетного научного издания выглядело как месть большой науке, которая всегда стремилась принизить их убеждения и веру.

Купавшийся во внимании прессы харизматичный Бенвенист в одночасье стал всемирной знаменитостью. Мэддокс же тем временем принялся собирать группу исследователей, которые помогли бы ему проверить данные Бенвениста. Химик Уолтер Стюарт уже имел за плечами опыт разоблачения научного мошенничества, и Мэддокс, естественно, вспомнил о нем в первую очередь. Еще одним членом группы должен был стать человек, профессионально разбиравшийся в разнообразных трюках. И выбор Мэддокса пал не на ученого, а на фокусника Джеймса Рэнди.