Эвелин Андерхилл - Мистицизм

Далее, мы видели, что некоторые люди утверждают, будто они убежали из тюрьмы. Сделать они могли это только для того, чтобы удовлетворить два своих страстных желания, — ибо они и только они превращают в тюрьму то, что Е других условиях было бы комфортабельным отелем. Поскольку в той или иной степени эти желания присутствуют в каждом из нас — в активной или скрытой форме, — то несомненно имеет смысл найти, если мы сможем, слабое место в стене и достичь одного из возможных путей освобождения.

Прежде чем мы попытаемся описать на языке психологии тот метод, с помощью которого мистик освобождается от оков ощущений и ступает на путь ведущий домой, нам представляется разумным исследовать механизмы, находящиеся в распоряжении нормального осознающего Я — творения, или части творения, осознаваемого нами как "мы сами". Психологи прошлых времен привыкли говорить, что сигналы из внешнего мира пробуждают в этом Я три основные формы деятельности. Во-первых, они вызывают движение влечения или отталкивания, желания или отвращения, которые варьируются в широких пределах от полусознательного плача голодного ребенка до страсти любовника, художника или фанатика. Во-вторых, они стимулируют некий процесс усвоения, во время которого Я комбинирует и обдумывает предоставленный ему материал, поглощая в конце концов некоторые из получившихся концепций и делая их частью себя или своего мира. В-третьих, движения желания или воздействие рассудка (или разнообразные комбинации того и другого) рождают в Я намерение, благодаря которому восприятие и понятие выливаются в действие — телесное, ментальное или духовное. Таким образом, основные аспекты Я классифицировались как Эмоции, Интеллект и Воля, а темперамент личности рассматривался как эмоциональный, интеллектуальный или волевой в зависимости от того, что главенствует в человеке: чувства, мысли или волевые побуждения.

Современные психологи уходят от этой схематичной концепции и все больше делают упор на единстве души [psyche] — того гипотетического Я , которого никто никогда не видел, — и на некоем аспекте ее энергичного желания, ее либидо или "гормонального побуждения" как управляющего фактора ее жизни. Подобные понятия полезны для изучающих мистицизм, хотя и не могут приниматься без критики или рассматриваться как завершенные.

Как уже сказано, неудовлетворенная душа в своем эмоциональном аспекте желает больше любить, а ее любопытствующий интеллект желает больше знать. Пробужденное человеческое сознание начинает подозревать, что оба эти желания содержатся на голодном пайке, что в действительности где-то в таинственном мире вовне еще есть что любить и что знать. Более того, оно также подозревает, что его способности к привязанности и пониманию достойны более значительных и долговременных целей, чем те, которые предоставляют нам иллюзии чувств. Сознание, побуждаемое таким образом стремлениями чувства или мысли, всегда стремится броситься навстречу Абсолюту и всегда оказывается вынужденным вернуться назад.

Оно по очереди опробует утонченные философские системы и научные схемы. Искусство и жизнь, сопутствующие человечеству невзгоды могут до определенного момента поощрять эмоциональное мировосприятие; но отброшенный было интеллект возникает вновь и заявляет, что подобный подход не имеет под собой основания. С другой стороны, иногда кажется, что метафизика и наука открывают интеллекту окно с видом на истину, но, когда в это окно выглядывает сердце, оно говорит, что перед ним — холодная пустыня, в которой оно не может найти себе пищу. Для того чтобы удовлетвориться во всей своей целостности, Я должно либо сплавить воедино все эти разнообразные стороны вещей, либо подняться над ними, ибо реальность, которую оно ищет, должна сполна удовлетворять обоим требованиям.

Когда Дионисий Ареопагит разделил наиболее приближенных к Богу ангелов на серафимов, пылающих совершенной любовью, и херувимов, наполненных совершенным знанием, он только отразил два наиболее интенсивных стремления человеческой души и образно описал двойственное состояние Блаженного Видения, которое составляет ее цель. [69] Согласно великолепному образу Дионисия, мудрые херувимы — это "одни глаза", а любящие серафимы — "одни крылья". Если серафимы, воплощения сильнейшей любви, "непрерывно движутся к божественной сути вещей" и черты их — пыл и энергия, то способность херувимов заключается в восприимчивости, умении поглощать лучи Вышнего Света. (Dionysius the Areopagite, "De Caelesti Ierarchia", VI. 2 и VII. 1.)