Игорь Акимов - О мальчике, который умел летать, или путь к свободе

Надолго его не хватает (намеренное созерцание - необычайно энергоемкий процесс), но он не отчаивается - у него вся жизнь впереди! - и назавтра, в свободную от дел минуту, тщательно настроившись, опять предпринимает попытку. Разумеется, неудачную. Но день за днем, неделя за неделей, год за годом он снова и снова испытывает себя этим процессом. И если с молитвой, покаянием и очищением его дела идут успешно, то и здесь он постепенно начинает обживаться. Ведь избавляясь от мыслей, мотивов и стереотипов, он приближается к своему естеству; значит, с каждым шагом он становится все ближе к природе; значит, и созерцание будет все понятней и доступней. Оно начнет открываться ему, как пронзительные голубые окна в затянутом тучами небе, и с каждым разом окна будут все устойчивей и больше, пока он однажды не поймет, что ему еще удастся пожить под ослепительна чистым небом... Но эта мысль будет очередной неудачей, которая отбросит его назад. Он это сразу почувствует - и тут же поймет (при его-то ЭПК - да не понять!) ее природу. Ведь он же не ради этой чистоты трудится, а ради процесса в нем самом, ради собственной культуры мышления, ради истины - в себе самом. А та голубизна - только критерий.

Это будет серьезный урок, и он никогда больше не повторит такой ошибки. Но сколько будет других ошибок - и каждая будет отбрасывать его назад, и каждая будет его искушать и испытывать на прочность. И даже если он не отступится до конца, у него так немного шансов дойти до цели!.. В отшельники идут сотни и тысячи, мудрецами становятся единицы.

И все же становятся.

Однажды небо распахивается над ним чистейшей голубизной, распахивается само, без усилий со стороны отшельника - и остается таким. Теперь уже навсегда.

Итак, отшельничество - это школа созерцания.

Если вначале, зашоренный наблюдением - вниманием - восприятием, он может созерцать лишь что-то конкретное (цветок, пчелу на нем, луг, небо, панораму), то в конце он воспринимает природу во всех ее проявлениях (значит, не только глазами), каждой клеточкой своего тела. В начале отшельничества, несмотря на отличную эпк, он всего лишь раб природы; значит, закован в панцирь. В конце отшельнического пути он становится с природой одним целым. Можно сказать, что у них общая эпк, и мудрец (вчерашний отшельник) выполняет функцию как бы толкача природы. Он перелагает на человеческий язык ее голос.

Что же пытается увидеть отшельник?

Он учится видеть, как работает природа.

Природа - учитель, он - ученик.

Чему же он учится?

Ответ вам известен, и все же мы его повторим. Вы помните, чему учил истинный учитель - учитель, который находится на уровне интуиции: он развивал культуру мышления ученика. Только! Природа, уж наверное, не менее талантлива, чем этот учитель; следовательно, она учит не знаниям, не каким-то своим секретам - она помогает совершенствовать культуру мышления.

Еще раз подчеркнем: намеренные попытки научиться созерцанию бесперспективны. Это искусство приходит само, без принуждения. Созерцание - естественное состояние, если Добро и Красота превратились в символы и не мешают быть в природе, жить в природе, напрямую воспринимать ее Истину. Значит, бесчисленные попытки отшельника прорваться к созерцанию совершенно не нужны, и не только бессмысленны, но и затрудняют процесс слияния с природой. Но человек так устроен, что он должен сейчас, немедленно испытать себя, попробовать: вдруг получится... Вот почему мы это и описали.

И вот молитвой, покаянием и очищением отшельник избавился от мыслей, мотивов и стереотипов. Его способом действия стало созерцание. Оно не стоит ему ни малейших усилий. Это - его бытие. Значит, он достиг цели.

Теперь он - мудрец.

Мудрец - это человек, которым мыслит себя природа.

Мудрец не думает ее - мудрец ее чувствует. Природа входит в него, минуя рассуждения (поскольку рассуждения - это инструмент здравого смысла).

Мудрец не оставляет продуктов своей деятельности - он сам ее продукт.

Чем же он мудрец?

Почему к нему идут за советом люди?

Потому что мудрец - это мыслящая машина, дающая способ восстановления целостности.

Для него нет проблем малых и нет больших; людей - интересных и неинтересных, значительных и незначительных, умных и дураков. Для него все равны - и ко всем он относится одинаково ровно. Есть страждущие его совета - значит, Бог послал; нет - он даже и не задумается, отчего их нет: у него всегда есть работа.

Он не судит. Никого. Ни добрых, ни злых. Для него черно-белая перетекающая монада злых и добрых сил - привычная картина человеческой души. Он знает, сколько черноты скрывается за сиянием святости, и какие здоровые зерна ждут своего часа в заскорузлой душе. Он помнит божеское обещание: "Аз воздам", - и вполне полагается на слово Господа. В отличие от нас он не верит в тупиковую ситуацию "черного человека", он всегда подскажет, как вылечиться от апсии, - потому он и мудрец, и мы, зная, что никогда не достигнем таких вершин, смиренно склоняем перед ним свою гордыню и не настаиваем на своей категоричности. Перед ним - нет; она припасена для вас. Простите: иначе не умеем.